С любителями «острых зрелищ» она также разобралась. Точнее, ее опередили те, кого она мысленно звала своими «собратьями» и «друзьями по несчастью». В огромной лужи крови, растекшейся по полу, плавало то немногое, что осталось от них, но Ольга ровным счетом ничего не испытывала по этому поводу. Солдаты были мелочью, не более чем тупым орудием, а порой и рабочим материалом для Померанцева и капитана. Она знала двоих своих собратьев из числа этих недалеких вояк. Сейчас их трудно было узнать, их лица покрылись зеленоватой коркой, а глаза стали желтыми и лишились зрачков. Ольга читала их мысли и чувства, и прекрасно понимала, что мальчишки, по неосторожности превратившиеся в тех, кого им должно было охранять, уже совсем ничего не помнят о своей человеческой жизни и мечтают лишь о мести… и о свободе.
Когда-то она тоже мечтала о свободе. Но теперь та красавица-блондинка, которую ее умница-дочь звала «мамой Олей», не верила в это слово. Свободы нет на самом деле. То, что тебе кажется ее олицетворением — лишь очередная клетка, прозрачные стены которой ты не видишь, хотя они и ограничивают тебя и никуда не выпускают. За каждым твоим движением внимательно следят невидимые камеры, а время от времени посещающий тебя улыбчивый дядька по имени Бог приходит к тебе лишь для того, чтобы проконтролировать ход своего очередного эксперимента.
Она слышала крики и выстрелы и чувствовала, как погибают ее собратья. Ольга готова была с этим смириться. Разве у кого-нибудь из них был шанс на спасение? Их новоприобретенные инстинкты управляли ими, гнали их в атаку, говорили, что надо убивать, рвать и грызть тех, кто попадался на пути к эфемерной свободе. Разве не точно также поступают все люди, даже и вполне нормальные, в их нормальной, обыденной жизни? Разве не давят они друг друга, чтобы подняться по служебной лестнице, разве не грызут каждодневно себя и своих близких в домашних ссорах? Разве не была она сама когда-то такой же?
Ольга слишком устала от всего этого. Теперь ей не нужно никакой иллюзии свободы, ведь все равно этот спокойный и рассчитанный от и до, упорядоченный мир никогда больше не примет ее. Разве что Маша, милое родное существо, разве только она могла бы встретить мамку с улыбкой, как бы не изменилась та из-за своей болезни… По крайней мере, Ольге хотелось верить, что могла бы.
Еще ей было немного жаль «сестру», прятавшуюся в комнате неподалеку. Она «слышала» страдания и страхи девчонки, и в памяти поневоле всплывали собственные мучения и боязнь неизвестности, когда ее везли сюда, в это проклятое место. И ей хотелось чем-то помочь бедняжке.
