Когда его мать бросила их ради другого мужчины, даже дети на острове шептались об этом скандале. Но ни он, ни Кайрос никогда не признавались даже друг другу, что сплетни ранили их так же, как предательство матери. Уязвленная гордость только добавила холодности в их отношения. Именно поэтому оба замкнулись в себе. Он только сейчас это понял. Они прятали свои чувства от окружающего мира, друг от друга и в итоге убедили себя в том, что все забыто.
И сейчас он ясно понял, что может потерять все в попытке защитить себя от боли. Жизнь сама по себе причиняет боль. Боль — оборотная сторона удовольствия, одно без другого не бывает. А это значит, что он должен рискнуть снова причинить себе боль.
— Конечно, это не то, чего я хочу! — воскликнул он. — Я хочу тебя, Ребекка, тебя как полноценного партнера в моей жизни.
Она молча смотрела на него.
— А с чего бы тебе хотеть этого? — спросила она с сомнением в голосе, видя, как на его лице отразилась боль. — Секса очень не хватает?
— Не только секса! Я могу иметь его, когда пожелаю! — прорычал он. — Я люблю тебя, как ты не понимаешь! Я понял, что полюбил тебя, — уже спокойней закончил он, глядя ей в глаза. — Итак, ты хочешь быть свободной, Ребекка? Помни, что у тебя всегда есть другой вариант.
Она смотрела на него и боялась дышать, чтобы волшебство от его слов о любви случайно не развеялось.
— Какой вариант? — еле слышно прошептала она.
Ксандрос весь подобрался.
— Обладание моим сердцем. Ты единственная смогла подобрать к нему ключик, и отныне оно принадлежит тебе, — мягко сказал он. — Если, конечно, ты этого хочешь.
Слезы навернулись ей на глаза, но она заставила себя сдержать их. Просто кивнула.
— Конечно, я хочу! Но ты не сможешь, Ксандрос, — всхлипнула она, — не сможешь.
— Не смогу — что? Принадлежать тебе? — он подошел к ней и поднял ее с дивана на ноги. — Я сказал правду, каждое мое слово — правда. Я был глупцом, не понимая этого раньше. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, любовь моя. Моя смелая, милая Ребекка, моя единственная любовь, — он смотрел в ее глаза и видел, как блестят в них слезы. — Не плачь, милая. Не плачь, твой Ксандрос не позволит тебе больше плакать.
Ребекка не хотела и не могла не плакать, потому что это были слезы радости и облегчения, а не горести.
Ксандрос вытер ее слезы большим пальцем, как уже делал однажды, когда их сын пошел на поправку, и приподнял ее лицо. Она вся тряслась, смотря на него. Он только что отдал ей свое сердце, а сам уже давно был в ее душе и сердце. И никакая сила не заставит ее разлюбить его.
