– Я думал, ее вот-вот возьмут.
– Да, ходит такой слух, что ее еще до конца месяца в кандалы закуют. С тех пор, как мы о ней впервые услышали, так он и ходит. Она быстро бегает. Может быть, достаточно быстро. – Улыбка Сиропа померкла. – Ну, когда Комета вернется, меня тут уже не будет. Бренди?
– Да.
– Шахматишки? Или на работу спешишь?
– Да пока нет. Одну партию. На середине игры Сироп напомнил:
– Не забудь мои слова. Взятый сказал, что улетает. Но это его слова. Может, он тут за кустами прячется.
– Буду осторожен.
Еще бы. Только внимания Взятого ему не хватало. Он слишком далеко забрался, чтобы рисковать по пустякам.
Была моя вахта. В желудке стояла гложущая, свинцовая тяжесть. Высоко в небе весь день кружили точки. Парочка вертелась – патрулировала – там и сейчас. Постоянное присутствие Взятых было недобрым знаком.
Чуть ниже планировали в послеполуденных небесах две пары мант. На восходящих потоках они поднимались, потом, кружа, опускались, поддразнивая Взятых, пытаясь подманить их поближе к границе. Они недолюбливали пришельцев вообще, а этих – особенно, потому что те раздавили бы мант, если бы не другой чужак, Душечка.
За ручьем прохаживались бродячие деревья. Блестели мертвые менгиры, пробужденные каким-то образом от обычной спячки. Что-то назревало на равнине – нечто, чего ни один чужак не поймет.
За пустыню зацепилась огромная тень. В вышине плыл, бросая вызов Взятым, одинокий летучий кит. Порой до земли долетал едва слышный низкий рев. Первый раз слышу, чтобы кит говорил. Для них это признак ярости.
Забормотал, зашептался в кораллах ветер. Праотец-Дерево пропел возражение киту.
– Скоро твои враги придут, – произнес, менгир рядом со мной.
Я вздрогнул. Его слова напомнили мне недавний ночной кошмар, не запомнившийся, но полный ужаса.
Я не позволил себе пугаться подлой каменюги. Сильно пугаться.
Что они? Откуда пришли? Почему отличаются от обычных камней? И если уж на то пошло – почему равнина так дико отличается от всего мира? Почему она так жестока? Покамест нас терпят как союзников против более серьезного врага. Но посмотрим, сколько продержится эта дружба, когда Госпожа падет.
– Когда?
– Когда будут готовы.
– Великолепно, каменюга. Объяснил.
Мой сарказм не прошел незамеченным – просто его не откомментировали. Менгиры сами славятся сарказмом и ядовитым языком.
– Пять армий, – пояснил голос. – Долго ждать не будут.
Я ткнул пальцем в небо:
– А Взятые летают как хотят. Беспрепятственно.
