Историков Багдасаряна и Сендерова, этих, казалось бы, столь политически разнополярных, объединяет «одна, но пламенная страсть» – острейшая неприязнь к тем идеалам, что двигали первым «непоротым поколением» дворянства – декабристами. К тем идеалам, ради которых лучшая часть российского дворянства гордо взошла на эшафот или отправилась «во глубину сибирских руд». В них автор «Посева» разглядел лишь смуту, «якобинскую кровожадность и тотальный шовинизм». Но не увидел отчаянной решимости свободных просвещённых сынов России вывести свой народ из унизительного плена крепостного рабства.
«Я взглянул окрест себя, душа моя страданиями человеческими уязвлена стала» – очевидно, в глазах истинного этатиста, осуждающего восставших декабристов, страдания человеческие – это ещё не повод посягать на государственные устои Империи российской. Культ государства или культ свободы индивида – сама постановка такого вопроса невозможна для автора «Посева», как и для создателей монографии «Школьный учебник истории и государственная политика». Постулат либерализма о вторичности власти и первичности человека частного им органически чужд.
Любое силовое покушение на институт государственности, любая революция с точки зрения этатиста есть преступление. Эта концепция исключительно чётко представлена в последней книге безвременно ушедшего из жизни Егора Гайдара. Вот как её резюмирует журналист А. Вассерман: «Всякий, кто отрицает право существующей власти на само её существование, кто призывает к немедленному её уничтожению, кто повторяет формулу Эжена Потье «весь мир насилья мы разроем до основанья», в конечном счёте, открывает путь насилию <…> несравненно худшему, нежели то, кое тщится отменить. Сколь ни преступна сама власть – её низвергатели куда преступнее». («Известия», 23.12.2009). Это крепко аргументированная теория этатизма, которую Гайдар успел при жизни великолепно изложить и тем дал окончательно понять, почему ему не удалось даже после гибели красной империи развязать «один из самых тугих узлов противоречий в российской истории». И почему оказались провалены все либеральные реформы постсоветской России. Его последняя работа «Смуты и институты» создаёт задел и серьёзнейшую затравку будущих интеллектуальных баталий, намечая центральный вектор идеологической полемики.
Как любой деятельный этатист, В. Сендеров радеет возрождению былого величия государства российского. И потому обращает наше внимание на Европу, показывая, по его разумению, фактические предпосылки демократии и истоки европейского социально-экономического благополучия. Однако, его проникновение в «тайны» европейской демократии своей глубиной не шибко превосходит европейские заимствования петровских реформ: внедрение в среде подневольных «холопишек» опыта голландского судостроения, обривание боярам бород, или смена их кафтанов на европейское платье.
