Он оглянулся и увидел, что Шоша стоит уже у окошка дежурной. Он встал рядом с женой.
Браха оказалась стриженной наголо девочкой с двумя огромными серьгами в виде полумесяцев — хорошенькая головка на тонкой высокой шее. Стервой она вовсе не казалась. Курила и пила кофе, сидя напротив компьютера, и выглядела как взмыленная кобылка, и Йони ей хамство ее простил.
— Наша фамилия Маркус, — сказала Шоша. — Родители Даниэля Маркуса.
— Приехали на своей машине? — спросила неожиданно Браха.
Шоша слегка замешкалась.
— Да, у нас есть машина…
— Вот и отлично! — Браха тут же принялась хлопотать с компьютером всеми десятью пальцами. — Хирург вам даст заключение, и можете брать своего сына домой.
Вспыхнув и осветившись радостью, Шоша и Йони переглянулись. Их головы, склоненные над окошком, находились рядом, и они в губы поцеловались.
— Температура тела, анализы крови, мочи, снимки внутренних органов, костные снимки в целом — в полном порядке, все о’кей! — считывала с компьютера в бешеном темпе Браха. — На правую ногу наложена гипсовая повязка — слабый намек на трещину. Ждем снимки черепной коробки, последние снимки… Когда будете уходить, я дам вам выписку для больничной кассы. Все приготовлю в трех экземплярах: один для полиции, один — на случай судебного иска в страховую компанию. Он, кстати, там — мужчина, который сына вашего сбил. Сидит у его кровати. Идите, вам скажут, где их найти.
И Браха нажала на что-то возле себя. Двери в приемный покой, издав тихое гудение, разъехались перед ними.
— Вы на меня не сердитесь! — крикнула Браха вдогонку. — Сами видите, что здесь сегодня творится.
В приемном покое было стерильно чисто, бесшумно сновали врачи и медсестры. По обе стороны шли залы с высокими койками на колесиках. Часть коек была за занавесками. Там слышались стоны, шепоты, всхлипывания — происходили неведомые таинства, и Йони сразу сделалось дурно.
Они дождались, когда медсестра за стоечкой закончит разговор телефонный, назвались, и та отвела их в соседний зал, Указав на дальнюю койку в углу.
Они увидели сына, он спал с сердитым выражением на лице, и Шошино сердце облилось нежностью и умилением. У изголовья сидел мужчина, скрестив руки и ноги, и тоже, видимо, дремал. Сидел он к ним спиной, и Йони на куртке его увидел ирис Гильбоа.
«Так вот кого выбрали Данику в палачи! Почти коллегу».
Неслышно ступая, крадучись, приблизились к кровати и встали над сыном. Разглядев его, успокоились окончательно: не было ран, синяков, ни даже царапин. Не проступали в лице следы внутренних болей. Шоша поцеловала его в лоб.
