Прорубив «Окно в Европу» для россиян, Петр Великий одновременно широко распахнул двери России для европейцев. В Петербург буквально хлынул поток ремесленников и торговцев, корабелов и волонтеров, кондитеров и строителей разных национальностей. Едва ли не с первых дней своего существования Петербург становится многоязычным и веротерпимым. Молитвенные дома различных вероисповеданий возводятся в буквальной близости к царскому дворцу и, что главное, рядом друг с другом. На Невском проспекте до сих пор в непосредственном соседстве равноправно красуются Голландская церковь, костел Святой Екатерины, Армянская церковь, Лютеранская церковь, православный Казанский собор. В начале XIX века некий француз предлагал даже изменить название Невского проспекта на проспект Веротерпимости. Городом веротерпимости, видя в этом одно из главных отличий его от других городов мира, называл Петербург повидавший многие страны Александр Дюма.
Конечно, среди тех, кто рискнул попытать счастья на бескрайних и чуть ли не безжизненных просторах России были и неисправимые романтики, и отъявленные негодяи, и отчаянные авантюристы, и просто преступники, скрывавшиеся от своих правительств. Но абсолютное большинство этих иностранцев, без сомнения, были глубоко порядочные, добросовестные и честные работники и солдаты, политики и учителя, чиновники и актеры – все те, кто, став петербуржцами в первом поколении, составили честь и славу своего города.
Петербург гордился своей многонациональностью. На масленичных и пасхальных праздниках на Адмиралтейском лугу или Марсовом поле балаганные деды, неторопливо раскручивая бумажную ленту потешной панорамы с изображением различных городов, бойко слагали стихотворные строки:
А это город Питер,
Которому еврей нос вытер.
Это город русский,
Хохол у него французский,
Рост молодецкий,
Только дух немецкий!
Да это ничего – проветрится.
Ему вторил другой балаганный затейник с накладной бородой и хитроватой улыбкой:
…Черной речкой немцы завладели,
В Павловске евреи засели,
А с другой стороны чухонские иностранцы –
Господа финляндцы…
Отсутствие (или незначительное присутствие) в приведенных текстах оценочных интонаций не должно вводить в заблуждение. Они еще будут. Мы с ними встретимся. Достаточно вспомнить легенду о заговоре иностранцев, в результате которого один иностранец – голландский посланник Геккерн – организовал убийство Пушкина, другой – француз Дантес – смертельно ранил поэта, третий – немец Арендт – не вылечил его, четвертый – Данзас – был секундантом на этой злосчастной дуэли и не предотвратил ее; или погромный антинемецкий шабаш ура-патриотов на улицах Петрограда в августе 1914 года; или издевательскую частушку в пору высшего расцвета государственного антисемитизма, вылившегося в пресловутое «дело врачей»: «В кинотеатре „Колизей“, что ни зритель, то еврей», – достаточно вспомнить все это, чтобы понять, что не все было благополучно в городе Санкт-Петербурге. Однако современный фольклор, коллективными авторами которого стали потомки тех, первых, строителей города, свой приговор вынес:
