— Клянусь, ты так напугал его, что он не посмеет вернуться! — выкрикнул мальчишка.
Небу оторвал взгляд от пламени и встретился взглядом с холодными блестящими глазами мальчишки.
— Доброе утро, — сказал негр, — сегодня прекрасная погода.
Мальчишка ухмыльнулся и облизнул губы. До него доносился рев утреннего дождя.
— Помнишь, генерал Небу, как раз об этом и рассказывал мой отец. Это-то и есть распрекрасная погодка. Как ты думаешь, он вернется сегодня?
— Кто? Твой отец?
Вышедший из себя мальчишка пулей выскочил из одеяла:
— Сукин сын! Как ты смеешь издеваться надо мной! Ты прекрасно понимаешь, что я говорю о леопарде, которому твоя неуклюжесть позволила скрыться!
— Замолви за меня словечко перед винтовкой, и тогда нам нечего будет опасаться возвращения бваны леопарда. — Голос Небу звучал мрачно.
Мальчишка брызгал словами, как слюной. Но очень скоро он подавил свой гнев и сказал с недоброй усмешкой:
— Оружие черного — копье. И лук. Почему ты не хочешь воспользоваться своим оружием? Тебе стыдно, что ты ниггер?
Этот лук был высотою в шесть футов. Первый свой лук он вырезал из дерева мпвеки после благополучного возвращения из джунглей. Старейшины посылали туда юношей для того, чтобы они научились заботиться о себе, закалились и, окрепнув духом, превратились в гордых молодых воинов. Он помнил и тот день, когда он отложил лук в сторону и пошел работать на бван. Лук, который он теперь носил, был сделан несколькими годами позднее, после времени мужской любви, высоко в горах, вблизи линии вечных снегов.
Он взял его в руки и, пока вода в котелке закипала, подтянул на несколько дюймов тетиву, сделанную из бычьих сухожилий, которая немного ослабла от сырости. Он захватил пальцами тетиву, чтобы проверить, хорошо ли она натянута, и почувствовал, как она натянулась в боку и вскрикнула в распухших ногах; он отпустил ее, и она, не принеся вреда никому, кроме него, загудела, задрожала и стала успокаиваться. Пот проступил на лбу. Его руки были длинными, гибкими и очень сильными. Он молча смотрел на них и думал о ногах. Когда-то его ноги были длинными, тонкими, отлично пригнанными к плоскому животу. Теперь они раздались в ширину — толстые, гнилые деревья, истерзанные водой и ветром, они не прочнее, чем стебли фасоли. Каждый ярд кажется им милей. Они принадлежат прокурору верховного суда в Найроби. Они чужие.
— Ты себя не очень хорошо чувствуешь? — ласково спросил мальчишка. — Тебе бы следовало довериться мне. Я бы вскрыл тебе рану. Выпустил бы весь гной. Я же говорил тебе.
