— Ну а если бы ты мог выбирать себе экипаж?
Отец смотрел все так же пристально на меня, ответил спокойно и ровно:
— Виктора Плахова не взял бы, — и тотчас будто начал извиняться: — У нас ведь, понимаешь, случаются ситуации довольно серьезные…
— Хватит, Костя! — остановила его мама.
— Спасибо… — прошептала я, повернулась, снова пошла к себе в комнату.
Разделась аккуратненько, легла. Но всю ночь не могла заснуть, не торопясь и последовательно вспоминала все случаи, поступки и слова Виктора. Никогда наперед прямо-таки невозможно угадать, как Виктор поступит в том или ином случае. И никак не понимает он того, чего не хочется ему понимать… Но одновременно с этим (опять-таки по-своему, конечно) Виктор — натура цельная, моментами даже симпатичная мне… но в чем-то самом главном все-таки чуждая… Никакого определенного вывода у меня так и не получилось, но, когда я, стараясь заставить себя уснуть, принималась, как обычно, мечтать, все мои привычные мечты, раньше успокаивающие меня: и жизнь в одинокой избушке, затерянной в дремучем лесу, и необитаемый остров — теперь почему-то рассеивались, как только я включала в них Виктора. Уже одно появление его вносило жестокость и грубость.
Попробовала успокоить себя тем, что за Виктора просто надо бороться, что неисправимых вообще нет. Но как бороться за Виктора? Вот если бы Виктор оказался на корабле отца, стал бы поздно или рано вести себя как положено. Как это сказала Варвара? Да: «Поскольку он не в безвоздушном пространстве живет, он должен в соответствии с общепринятыми правилами реагировать на окружающую среду, чтобы она допускала его существование в ней, не отталкивала его…» А пока внутренний мир Виктора мне чужд и во многом непонятен, даже неприемлем для меня! Может я и смогу постепенно привыкнуть к этому, если буду долго рядом с Виктором. Но никогда, наверно, Виктор не станет родным для меня, а я для него.
Все сидела на постели, сжавшись в комочек, крепко-крепко обхватив голову руками, увидела, что в комнате уже почти совсем светло. Долго, не меняя позы, глядела на окно: снизу оно было сиренево-темным, сверху — розово-светлым. Наступило утро. Очень болела голова…
Вот все эти события и раздумья, связанные с Виктором, — и совсем мелкие, и более значительные — привели меня постепенно к тому, что я поняла: буду что-то делать. Еще неизвестно, что именно, но буду.
По вечерам отец с мамой, как и всегда, ходили в театр или в кино, в гости, а когда оставались дома, кто-нибудь обязательно бывал у нас. Из-за подготовки к экзаменам я не могла, как раньше, ходить вместе с ними, сидела у себя в комнате, готовилась. Вместе со мной по-прежнему занимался и Виктор.
