— Всего девять? Должно было быть десять. Куда дел, признавайся?! Продал по дороге?
— Нет, нет, — оправдывался Муса, — девять было. Мне в Шарм-Эль-Шейхе девять дали. Не десять.
— Ладно, ладно, я пошутил. Давай, загружай!
— А деньги?
— Вот тебе деньги, как и договаривались.
— Добавил бы, смотри какой товар! Самый лучший!
— Я полагаю, что торг здесь неуместен! Давай, работай, у меня нет времени с тобой лясы точить…
На бессмертную воробьянинскую фразу Мусе ответить было нечего, да и что он мог сказать, если этим предложением побивали алчных торговцев уже около семидесяти лет…
Снова лязгнул засов, и я поспешила вжаться в угол фургона, искренне надеясь, что меня не заметят в кромешной темноте. Ничего, пересижу и с говяжьими тушами, и с телячьими, благо их всего девять. Доберусь как-нибудь до города, а там и домой, только чтобы не видеть и не слышать ничего!
Дверь открылась, и громкий голос весело произнес:
— Ну, девочки, проходите, рассаживайтесь. Это ничего, что темно, зато не на своих двоих, на машине поедете, как королевны. С ветерком!
В фургон стали забираться девушки. Они охали, стонали и рассаживались вдоль стен на лавках. И боже мой, как они пахли! Как гнилая овчина, как деревенский нужник, как рыбный прилавок!
— Девки! Неужели я сижу? — охнула одна, упав на лавку около меня. — Я не верю. У меня не пятки, а копыта в кровавых мозолях.
— А у меня растертость между ног, — застонала вторая. — и щиплется… Как мне плохо!
— Жрать хочу! — басом сказала третья. — И курить!
— Точно, — согласилась еще одна девица. — И не просто сигаретку, а с травкой… Все болячки, как рукой снимет.
— А у меня месячные начались, — донеслось из темноты. — Девчонки, у кого тампоны остались?
— Самим надо, — забасила та, что хотела есть и курить.
— Врешь ты, Оксанка, у тебя позавчера кончились. — Не жмись, жиды денежку дадут, ты себе еще купишь.
— Девки, куда мы попали? Паспорта отобрали, есть не дают, гонят, как скот через границу, и это еще цветочки…
— А ты что, Галь, поверила, что в гувернантки без секса идешь? Тебе сколько лет?
— Не твое дело, — огрызнулась Галя. — У меня мама там с ума сходит. Небось, уже похоронила меня.
И она зарыдала, уткнувшись носом в рукав платья, пахнущего навозом.
Я сидела, вжавшись в угол, ни жива, ни мертва, и хотела только одного: чтобы меня не заметили эти несчастные девушки, ринувшиеся в Израиль за счастливой жизнью и сладким куском.
И тут, как назло, зазвонил мой сотовый телефон. Первым моим желанием было выключить его, но я увидела на экранчике надпись «Дом» и ответила:
