На мое удивление, задняя дверь в фургон была приоткрыта и даже приспущена лесенка, чтобы удобнее было подниматься.
И я не удержалась. Меня словно черт подтолкнул: я залезла в фургон, даже не надеясь что-либо в нем отыскать.
Мясом там и не пахло. Странно, что они перевозят туши не в рефрижераторе и они не кровят и не тухнут. Что-то не то. Зато пахло старой обивкой и застарелым потом, что, в принципе, характерно для мебельных фургонов, перевозящих старую рухлядь, а не свеженькие гарнитуры из магазинов.
Нужно было убираться оттуда. Я уже подошла к двери и только собралась выйти, как она дернулась, приоткрылась, внутрь забросили лесенку и тяжелый замок клацкнул, запирая мне путь к отступлению.
— Гриша, заводи. Поехали! — раздался голос, и машина тронулась с места. От неожиданности я шлепнулась на пол.
Что делать?! Я нахожусь поздней ночью одна в запертом фургоне каких-то темных личностей, возможно, убийц или контрабандистов. Если я сейчас постучу и попрошу меня освободить, то кто знает, что они могут со мной сотворить? Ну, зачем я влезла в этот фургон! Ведь мне, как той любопытной Варваре, не нос, а башку оторвут…
И Дашка дома одна. Ей же позвонить надо, предупредить… Нет, нельзя, они могут услышать. Может, в полицию? А что я скажу? Что залезла в чужую собственность и теперь меня везут неизвестно куда? Да уж, ситуация…
Вдоль стенок фургона стояли длинные узкие скамейки. Так и не придя к окончательному решению, я села на одну из лавок и опустила голову: будь что будет. Вернутся же они назад. Значит, поеду с ними и буду действовать по обстоятельствам: или спрячусь в фургоне и вернусь назад в обществе говяжих туш, или убегу и как-нибудь доберусь сама. Не маленькая. В полицию позвоню, в конце концов, если попаду в трудное положение… Ага, а сейчас я не в трудном положении? Я сейчас в интересном положении. Это в смысле: интересно, что будет со мной, когда они обнаружат меня здесь?
Мы ехали около часа — я узнавала время, изредко приоткрывая сотовый. Фургон практически не останавливался, несся на большой скорости по ночным притихшим дорогам.
Неожиданно движение изменилось, грузовик стал чаще поворачивать, тормозить, скорость упала. Наконец, машина остановилась, послышались мужские приглушенные голоса. Два голоса, Гриши и его напарника, мне были знакомы. Третий говорил на иврите с тяжелым арабским акцентом.
— Ну, Муса, салам алейкум! Показывай товар, у нас мало времени.
— Сейчас, сейчас, — заторопился Муса, — самый лучший, девять штук!
