И Мохандас, не чинясь и не медля ни мгновения, направился прямо к почетному месту рядом с хозяином. Не глядел по сторонам на прочих, держался так, словно не сомневался в собственном праве. Но Авенир мягким жестом остановил его, не позволив Мохандасу усесться.
— Прости, почтенный Мохандас, но я вынужден просить тебя вернуться на твое прежнее место. Не будем оскорблять нашего пиршества нарушением обычая. Каждый сидит там, где ему предложено.
Мохандас поколебался, но лишь на краткий миг: страшный миг, когда могла бы вспыхнуть роковая ссора. Затем Мохандас широко усмехнулся. Уверенный в себе, могучий воин, потомок божества. Что ж, он займет менее почетное место. Хорошо! Ждать остается недолго. Скоро все определится, и тогда станет ясно, кто рожден верховодить.
— Ведь княжество твое невелико, — спокойно продолжал Авенир. — Позволь спросить, много ли воинов приехало с тобой на праздник?
Медленно опустился Мохандас на подушку, устремил взор в пустоту. Ответил медленно:
— Я прибыл один, о чем тебе, почтенный раджа, хорошо известно, ибо ты встречал меня. Но приехал я один не потому, что у меня нет воинов. Напротив, у меня достаточно прекрасных воинов. Достаточно для того, чтобы я чувствовал себя счастливым! Я могу постоять за себя сам, раджа. Мне не нужна охрана, ибо я не книгочей, и руки мои привыкли к оружию, а глаза — к поиску противника.
Он произносил все эти гордые слова, а сам то и дело поглядывал на женщину, которая осталась прислуживать гостям. И потому голос — якобы возмущенного — князя звучал несколько рассеянно. Стоят ли все почести мира одного только вида Вальмики? Мохандас умышленно не смотрит на женщину. Красивая женщина. Если мужчина отводит от нее глаза — опасный знак.
Вальмики подала ему кувшин вина с вежливым поклоном, а сама чуть отвернула голову, чтобы скрыть улыбку, тронувшую уголки губ. И вдруг женщина встретилась глазами с мудрецом Шлокой. Вздрогнула Вальмики всем телом: ей показалось, что Шлока читает в ее душе так же легко, как в открытой книге. Чуть расширились зрачки Шлоки, чуть сжались губы. Как будто он хочет сказать ей: «Не делай того, что задумала». Неужто правду говорят о Шлоке — что он понимает язык всех живых существ и что ему внятно даже то, о чем втайне, сам с собою, думает человек?
Она поскорее отвернулась и обратилась к другим гостям. Но холодная дрожь невольно пробежала по ее спине, оставила в сердце ноющую иглу.
К счастью или к несчастью, но Вальмики — не из тех, кого можно испугать одним взглядом. И скоро игла ушла из ее сердца, холодок оставил ее, приятное тепло разлилось по телу, а в мыслях поселилась неопределенная мечта…
