На троих с ЦРУ | страница 3



Впрочем, в тот вечер я не думал об этом. Захваченный ожиданием надвигавшейся на меня значительности, я чувствовал себя американцем и готов был разделить их позорные навыки. Поэтому я спросил, чем мои гости хотят разбавлять водку. Услышав этот вопрос, мистер О’Миллэн потупился.

– Я думал, русские пьют водку прямо так, не разбавляя, – сказал он, и в голосе его прозвучала тоска и надежда.

– Пожалуйста. Конечно. Как хотите, – сказал я и посмотрел на мистера Цвайхмана. Всё-таки, он был начальник, из Вашингтона.

– Я вас предупреждал, что он ирландец, – сказал мистер Цвайхман и, неожиданно перейдя на русский язык, добавил с лёгким акцентом: – Меня можете не спрашивать. До войны я жил в Воронеже.

Я налил, и мы выпили за здоровье хозяйки дома, как галантно предложил мистер Цвайхман. Я налил снова, и мы выпили за наше благополучное прибытие в Америку, как предложил мистер О’Миллэн. Потом мы выпили за моё здоровье. Потом – за процветание Соединённых Штатов. Потом – за наши с женой успехи в работе и личной жизни. Потом – за успехи американских атлетов в предстоящих олимпиадах. Потом – почему-то за дружбу американского и пуэрториканкского народов.

После каждого тоста я ожидал, что мои гости, наконец, заговорят о важном государственном деле, по которому они приехали. Но они говорили обо всём на свете – о старых фильмах, о плохом климате в Вашингтоне, о болезнях позвоночника, о своих огородах и своих семьях. Оказалось, что у мистера О’Миллэна шесть детей, и мы выпили за здоровье каждого из них в отдельности. Потом оказалось, что двое из них замужем, и мы выпили за счастье их семей, каждой в отдельности. К тому времени, когда дело дошло до здоровья моего двоюродного брата, я уже слабо соображал, за что и с кем я пью. ŤАбсолютť кончился, и я достал из холодильника бутылку ŤВольфшмитаť. Конечно, подавать ŤВольфшмитť после ŤАбсолютаť позорно, но мои гости приняли это проявление бедности с благородным снисхождением. Около одиннадцати часов вечера мы пересели на диван. Мистер Цвайхман, которого я к тому времени уже запросто называл Бобом, сказал: