— Обейко, принимай взвод! — скомандовал я, давая коню шпоры. Тот, как-то очень по-человечески, вскрикнул и рванул вперёд, только держись. Я промчался мимо двух взводов нашего эскадрона, готовящихся к рукопашной, в туче брызг нагнал карабинеров Самохина. За несколько секунд обогнал их, ухватил поручика за плечо.
— Стойте, Самохин! — крикнул. — Прекратите! Вернитесь на позиции!
Вокруг нас свистели пули — нас обстреливали казаки, ведь взобравшийся на берег и замерший эскадрон, представлял собой идеальную мишень. Но мне на это было наплевать.
— Вы что творите?! — кричал я, сжимая в кулаке погон Самохина. — Вернитесь на место!
— Пусти меня, идиот! — орал в ответ поручик. — Пусти, тебе говорят!
— Приказ Михельсона, остановить вас, вернуть на место!
— Моё место здесь!
И тогда я решил прибегнуть к последнему средству, понимая, что иначе нельзя, пошёл на прямое нарушение устава.
— Вы отстранены от командования! — заорал я. — Я принимаю у вас эскадрон!
— Ах, вот оно как?! — Он рванул из ольстры пистолет, но его ухватил за руки поручик Парамонов, недолюбливающий Самохина по вполне понятным причинам. Вдвоём мы скрутили его, вырвали оружие, а Парамонов приказал куда-то за спину:
— Поручика в тыл! — и добавил: — Мы в вашем распоряжении, поручик!
— Возвращаемся на позиции, — приказал я, разворачивая коня.
Когда эскадрон занял своё место, спустя несколько столь драгоценных в бою минут, я козырнул Парамонову и сказал:
— Принимайте эскадрон!
И стоило мне вернуться на позиции моего эскадрона, как Михельсон скомандовал «В атаку!». Громко и звонко запели трубы. Кавалерия рванула вперёд, лишь мы, карабинеры, как не рвались в бой, а, следуя приказу, пропустили казаков и гусар. Они налетели на фланги восставших, лихо размахивая саблями и шашками. Бородачи-казаки при этом ещё издавали жуткий свист и вой, наподобие волчьего, скачущие первыми опустили к бою длинные пики, украшенные флажками, наподобие пикинерских или же бунчуками, как у диких татар. За ними уже вскарабкались на берег и мы. Когда кони нашего полка только взбирались на хоть и небольшую, но кручу, лёгкая конница уже врезалась во фланги пугачёвцев, не успевших выстроиться в каре. Казалось, победа уже у нас в руках, фланги противникам смяты, центр дерётся с пехотой, резервов нет, а нам прямая дорога ему в тыл. Что же ещё надо?
По широкой дуге полк устремился в открытые тылы пугачёвцев, но не тут-то было. На пути нашем вновь встали башкиры, которых считали разбитыми полностью в баталии позапрошлого дня. Дикие всадники, мечтающие, видимо, о реванше за поражение ринулись на нас, чего не бывало ранее. Первым среди них был башкир, одетый не в бешмет, как прочие, но в зелёного цвета мундир и картуз, что как-то не сочеталось с луком в руках и колчаном стрел на поясе. Он посылал в нас их одну за другой, правда, без особого толку.
