Мы влетели в штаб армии, расположившийся на холме. Генерал-аншеф Панин сидел в седле каракового жеребца, оглядывая поле боя в искусно сработанную подзорную трубу. Оторвавшись от этого занятия, он жестом дал знать нам, чтобы подъехали для разговора.
— Что вы учудили, премьер-майор? — поинтересовался командующий.
— Действовал по обстановке, ваше высокопревосходительство, — коротко отдал честь Михельсон, которого, похоже, задели тон и слова графа.
— Вижу, что по обстановке. — Панина, похоже, это ничуть не интересовало. — Вам, премьер-майор, что было приказано?
— Атаковать противника, — ответил Михельсон.
— Я приказал вам дать по противнику залп и отступить, — поправил его Панин. — В рукопашную ввязываться приказа не было.
— Бегать от врага — тоже не было. — Михельсон продолжал держать два пальца у треуголки, отдавая честь.
— Довольно, — махнул ему рукой Панин, — дуетесь тут, будто гимназист. Вы всё делали правильно. Уничтожили легкоконных башкир и иже с ними и отступили, как только к ним подошло подкрепление. А ворчу я на тебя так, по-стариковски, ты уж не взыщи. Жаль только, что пощупать пугачёвцев не смогли. Ну, да ничего. Передохните пока, а потом снова попробуете. Всё ясно?
— Так точно, — чётко ответил Михельсон, будь он пехотным офицером, щёлкнул бы каблуками и развернулся как на параде. А так только коня повернул и толкнул каблуками, стараясь не задуть и без того израненные бока шпорами. — Ирашин, возвращайся в эскадрон. И глаз с Самохина не спускай.
— Слушаюсь, — ответил я. И мне отчего-то показалось, что именно из-за этих слов он меня с собой и взял.
Я вернулся на своё место и на меня тут же накинулся Самохин.
— Что такое? Чего он тебя таскал?
Никогда раньше, ни от одного офицера я не слышал, чтобы о Михельсоне сказали «он».
— Не могу знать, — ответил я казённой фразой. — В штабе премьер-майора отчитал для виду генерал-аншеф, после чего похвалил и отпустил.
— Ясно, — кивнул Самохин и снова как будто углубился в себя.
Битва же, тем временем, развивалась своим чередом. Закончив прощупывать шеренги пугачёвцев, Панин двинул вперёд полки правого фланга. Это были полки, что он привёл с собой, злых и опытных солдат Мансурова и князя Голицына он решил оставить в резерве до решающего момента битвы. Для пугачёвцев, похоже, стало большим сюрпризом, что панинские батальоны не прекратили стрельбы после нескольких взаимных залпов. Они продолжали заряжать мушкеты и палить по врагу повзводно. Правый фланг медленно затягивало пороховым дымом. В полуверсте от них гарцевали казаки в гимнастёрках, с пиками при седле, порывались атаковать, однако без приказа не делали этого. А ведь ещё полгода назад эта лихая вольница сорвалась бы с места, без приказа, даже вопреки приказу, врезалась бы во фланг панинской пехоте. Но не теперь, когда даже дикие дети степей научились понимать дисциплину. А ведь в немалой степени именно на этом был построен план баталии, составленный Паниным и его офицерами.
