— Хорошо сказано, Андрей, — усмехнулся в отросшие усы комбриг. — Ты так скоро и до Господа Бога доберёшься — объявят твои комиссары, как в семнадцатом, что его нет, и всё. — Он подмигнул Омелину с какой-то хитрецой, которой раньше за ним не водилось. — Михельсона мы всё-таки разгромили, хоть и дорогой ценой, — вернул он в деловое русло разговор, — теперь надо уговорить Пугачёва идти на Москву.
— Он это и без того всем обещал, — напомнил Омелин. — Тогда, — именно это слово они употребляли для обозначения событий, имевших место в их прошлом, — его остановило поражение, нанесённое Михельсоном при Казани, теперь же дорога на Москву, можно сказать, открыта.
— Нет, Андрей, — они уже покинули «царские палаты» казанского кремля и теперь шагали по улицам города, носившим следы до сих пор идущего грабежа, — не само поражение важно. Главное то, что потеряно было ядро его войска — яицкие казаки во главе с Белобородовым. Также случилось и теперь, карабинеры и драгуны Михельсона перебили почти всех конных казаков, остались только пешие — из нищеты, так сказать, казачьего пролетариата. Ну, и Лейб-казачья сотня Мясникова. — Кутасов снова прошёлся пальцами по густым усам, что означало у него крайнюю степень волнения. — Пугачёв далеко не глуп и не доверяет нам, как и детищу нашему рабоче-крестьянским батальонам. Он, как бы то ни было, представитель совсем другого класса — и как всякий казак привык с презрением относиться к землеробам и заводским рабочим. Те отвечают казакам, можно сказать, полной взаимностью. Сейчас, пока идёт война, они дерутся плечом к плечу, но после победы все их разногласия обострятся с новой силой. Так было хотя бы с теми же гуситами. Стоило разбить всех врагов, отразить несколько крестовых походов, как они тут же раскололись на несколько фракций, готовых вцепиться друг другу в горло. Все эти сироты, оребиты, табориты и прочие. Пугачёв лишился своих казаков, верных безоговорочно только ему одному, и теперь готов сменить направление удара, двинув войска на юг, к Дону. Основная задача лежит на тебе и твоём политотделе. Наш царь-император должен понять, что если он прикажет изменить направление движения армии, она может и взбунтоваться. По войску надо пустить нечто вроде клича: «На Москву!»; и никак иначе.
— Поработаем над этим, — кивнул Омелин, — но, думаю, против законного царя войско не обернётся. Не семнадцатый год на дворе, когда только ленивый не хаял Николашку последними словами. С этим бороться бессмысленно.
