Десятого июля пугачёвская армия встретила отряд полковника Толстого, вышедшего ему навстречу из Казани.
— Нынче нам предстоит встретиться с жестоким врагом, — говорил Пугачёв. — У него меньше солдат, но это не гарнизонные вояки, позабывшие как в руках оружье держать. Нет. Это матёрые каратели, на них кровь сотен и сотен казаков и крестьян. Толстой крестьян и казаков целыми деревнями вешал. И надо сделать так, чтобы завтра сам он болтался на крепкой верёвке.
— Не подведём, ваше величество! — браво рявкнул казачий полковник Белобородов, браво топорща бороду.
— Вот об этом я докладывал вам, Пётр Фёдорович, — тут же напомнил Омелин. — Лёгкие победы вскружили головы многим вашим верным людям. А вы ведь сами только что говорили, воевать нам придётся не с гарнизонными вояками, а с матёрыми карателями полковника Толстого.
— Верно говоришь, комиссар, — согласился «император». — Никуда не годится с таким настроением в бой идти. Помните, с кем нам драться придётся. А ты, комиссар, прикажи своим людям эту вашу политработу провести в полках и батальонах как следует. Крепкую работу провести. Таков тебе мой царский наказ.
— Слушаюсь, Пётр Фёдорович, — вытянувшись, козырнул Омелин. Именно это ему и было нужно, чтобы весь высший комсостав армии услышал недовольство Пугачёва.
После этого заседания штаба, Пугачёв распустил полковников и бригадиров, а сам взял в руки подзорную трубу и стал осматривать поле грядущего боя. Армия его строилась напротив небольшого, в общем-то, отряда полковника Толстого. Основной ударной силой последнего служил эскадрон казанских кирасир. Гордые всадники очень хорошо помнили победы над пугачёвцами, одержанные в составе корпуса премьер-майора Михельсона над превосходящими силами противника. Вот и сейчас они стояли в центре отряда Толстого, с флангов поддержанные пикинерами и драгунами. Пехоту же полковник поставил за кирасирами и между их позициями и лёгкой кавалерии. План его был прост и незатейлив, как сабля.
— Одним эскадроном нас сокрушить хочет, — разгадал его замысел Пугачёв, — а если не выйдет, уйти за пехоту. Дурного же о нас мнения полковник Толстой, знать, ещё не воевал против меня.
— Он не такой дурак, как может показаться, — заметил Кутасов. — Просто недооценивает нашу армию. Выжидает, ждёт, пока мы двинемся вперёд, чтобы атаковать кирасирами нашу пехоту на ходу.
— Твои рабоче-крестьянские батальоны не раз доказывали свою силу, — сказал Пугачёв, складывая трубу и вынимая из-за пояса булаву. — Пусть покажут её и теперь. Им принимать удар кирасир. — Он вскинул булаву и указал вперёд.
