— Рядовой Иванов слушает! — ответил я и тут же почувствовал, как задрожала трубка в руке.
— Вы что хотели, товарищ Иванов?
— Хо-хо-хотел у-узнать, сколько времени... У нас все часы стали.
— У меня тоже. Следующий раз не занимайте телефон пустяками.
Хорошо, что Ивановых много в отряде, может, не дознается, который...
Если бы настроение, человека можно было передать в красках, то сейчас надо мной сияла бы весенняя радуга. Я всему радовался. И тому, что уже четвертый раз поднимаюсь в горы, что иду легко, и даже тому, что возглавляет группу ефрейтор Железняк. Я не ошибся — он был редактором «Протирки». Но карикатура на меня не появилась. Я догадывался, чья это забота.
Признаюсь, после первого спуска с гор я шел в канцелярию заставы к капитану Смирнову выслушивать благодарности. А он встретил меня буднично. Да еще предупредил: рано кричать «ура». И может быть, именно поэтому меня сейчас так окрыляло доверие командира.
По окончании инструктажа начальник заставы задержал меня.
— Действуйте осмотрительно, к черту на рога не лезьте. Примеры тогда хороши, когда хочется подражать им. Оступитесь — посеете только лишние сомнения у молодых. Граница — это прежде всего труд, упорный, постоянный. Здесь не ставят рекордов, здесь служат.
Радовался и за Лягутина. Наконец-то он пошел сегодня на левый фланг горного участка. От счастья Ванюха чуть не свернул мне шею, будто и в самом деле я тут сыграл решающую роль. Капитан присматривался к нему сам. Но бедный парень! Восторженный, впечатлительный, по уши влюбленный в горы, он шагал в паре с молчуном Чистяковым. С кем поделится земляк своими первыми впечатлениями о встрече с границей?
Я шел и подтрунивал над собой. Давно ли по наивности своей считал, что граница — это прямая, как стрела, линия, а рядом с ней — незарастающая пограничная тропа, которую день и ночь утюжат дозорные. Утюжат-то утюжат, да только не тропу и не прямую. Кроме того, есть еще тыловые участки, куда сегодня шагаем мы. И их надо держать под наблюдением. Не должно быть лишних людей ни на границе, ни на тыловых подступах к ней.
Ох уж эти «лохматые» подступы, как их прозвал Железняк. Впереди, насколько доставал глаз, громоздились горы. Они словно накладывались друг на друга разноцветными тенями — серыми, коричневыми, фиолетовыми, сиреневыми. Главный хребет неуклюже уползал куда-то влево. Над ним дымились, плыли, как облака, снежные вершины.
Мы поднимались по узкой лощине. Справа и слева сторожили дозорные башни, выточенные ветрами.
