Накануне самого дня визита ей приснился сон. Как будто она снова стала школьницей, но внутри, в себе, осталась собой сегодняшней, тридцатишестилетней, изменившись только снаружи, снова обретя косички до плеч и короткую складчатую юбочку, прикрытую школьным фартуком. Во сне она сидела на уроке в классе, и тут же, за соседней партой, сидел Сашка, тоже ставший мальчишкой, и она, та, которая была внутри, то есть взрослая, знала, что он – ее муж, то есть будет ее мужем, а сначала у них будет роман и все остальное, а в тот момент, когда они сидят в классе, ничего этого еще нет, и сам Сашка ни о чем из того, что будет, не имеет ни малейшего понятия. Мужики вообще мало о чем знают заранее, а может быть, он просто и не был еще взрослым, как она. Понятно, что это только вслух описывать долго и непонятно, а там, во сне, все это знаешь изначально и воспринимаешь естественно, как данность. И там, во сне, она еще страшно сердилась на Сашку-мальчика за то, что тот накануне ходил на вечеринку к еще одной их однокласснице, сидящей там же, девице весьма сомнительной репутации. В принципе, в этом не было ничего плохого, на вечеринке было полкласса, но именно Сашка не должен был туда ходить, потому что это было предательством по отношению к девочке Ире, хотя мальчик Сашка еще не знал ничего об их совместном будущем, так что предательство было как бы невольным. Но тем не менее.
И вдруг к ним в класс, на урок, вошла школьная директриса, и голосом, запинающимся от восторга, сообщила, что в школу приехал! Сам! Великий французский актер! И что он есйчас проедет с ними, именно в этом классе, что-то вроде открытого урока.
Актер был на самом делес трашно известный, вот только Ирина, как это часто бывает во сне, не могла вспомнить его фамилию. В общем, это был почти Делон, только немного не он, хотя такой же красавец. Холеный, чуть седоватый, вальяжный французский мужик лет сорока. Он говорил с ними на ломаном английском, рассказывал какую-то подходящую к случаю чушь. Девчонки были в восторге. Ирина соседка по парте судорожно пыталась нарисовать портрет актера на задней странице тетради, – «На память!», – прошептала она Ирине экстатическим шепотом.
Сама же Ирина, вернее, девочка Ира, восприняла все происходящее совершенно спокойно. Более того, внутренним, опытно-взрослым женским глазом, она безошибочно определила, что, разговаривая, великий актер то и дело смотрит на нее, Иру, и это не случайно. И неудивительно, потому что она на самом была самой если не красивой, то интересной девочкой в этом классе, а то, что она, будучи изнутри на самом деле взрослой женщиной, понимала это, только добавляло ей шарма.
