И вот сейчас она держала в руках точно такой же – нет, в тысячу раз лучший, но все равно такой же кожаный мешок. Из мягкой, шелковистой, льнущей к рукам оленьей кожи, огромный, рыже-коричневый, квадратный с округлыми углами мешок с нежно-кремовой подкладкой из натуральной замши, толстым плетеным ремнем и открытым, без молнии верхом. Сумка была предельно простой, но в то же время по поводу ее стоимости не возникало никаких вопросов – это была та самая простота, которая может стоить только очень больших денег. Ирина ахнула вторично, обнаружив где-то дальше в обертках сумкин мешочек, в который дорогие фирмы одевают свои изделия «от пыли». На нем стояло название фирмы, и человеку посвященному (а Ирина, в силу профессии, была отчасти таким посвященным) оно говорило все. Все. Это были не большие, это были какие-то просто неприличные деньги. Они с Сашкой жили далеко не бедно, но Ирина никогда даже в страшном сне не могла бы подумать о сумке от ***. «И надо же, – как-то отвлеченно пронеслось у нее в голове, – это подумать только, мой сумочный идеал совпадает с их модельным рядом. Я всегда знала, что достойна самого лучшего! Впрочем, это, кажется уже какой-то рекламный слоган».
Ирина повернулась к князю, пытаясь высказать ему свой протест одновременно с самой горячей благодарностью, но тот только покачал головой, прижимая палец к губам, а другой рукой одновременно поймал ее руку и тоже поднес к губам в легком поцелуе. После чего поднялся и довольно решительно начал прощаться, не предоставив ей, тем самым, никаких возможностей для дискуссии.
Справедливости ради, на этот раз Ирина мучилась совестью совсем недолго. Можно сказать, совсем почти не мучилась. В новогодний вечер было как-то не до того, а потом кайф от обладания новой сумкой совершенно затмил все прочие по этому поводу мысли. В конце концов, должен же быть свой кайф от знакомства с миллионером... Единственным, что слегка затмевало радость, было сознание того, что адекватно отдариться Илье ей не удастся никогда в жизни, а чувствовать себя в долгу, даже таком необременительном, Ирина не любила. «Ну и что, – сказала она себе, поглаживая в очередной раз бочок новой сумки, и вспомнив в этой связи о своих размышлениях по поводу. – Ну и что? Деньги деньгами, но не все можно купить за деньги... Бывают и другие радости в жизни...» Но додумывать эту мысль до логического конца она почему-то не стала.
Сразу после Нового года Сашка уехал в Америку. Он почти всегда уезжал в эти дни, объясняя, что в празничном безумии начала января в Москве все равно работать невозможно, а вот в другом полушарии начало года как раз очень продуктивный период. Ирина обычно тоже ездила с мальчишками куда-нибудь на каникулы, но в этом году старший решительно отказался уезжать из дому надолго. «Но ведь всего десять дней!» – «Вот именно. Это долго. Я не поеду. Дня три, еще куда ни шло.» Не иначе, причиной была какая-то скрытая от Ирины личная детская жизнь, но, так или иначе, оставлять его дома одного на этот срок она не рискнула, а ехать куда-то далеко на три дня было довольно нелепо. Так что очередные детские каникулы пришлось просидеть в Москве. Нет, они, конечно, выбирались на пару дней на дачу, и просто ездили кататься на лыжах за город, и бабушка выручала, как могла, но все равно – к концу этих самых каникул она чувствовала себя так, что впору было брать отпуск. Ну, или по крайней мере отгул. Так что когда в послелний день каникул, десятого, ей позвонил князь Илья с приглашением встретить у него Старый новый год, Ирина согласилась немедленно и без малейших душевных колебаний. Видит бог, она это заслужила, а если два малолетних и даже не очень тирана проведут вечерок без нее, им это будет только на пользу. Дети, поставленные перед фактом, не очень-то, впрочем, и сопротивлялись, разве что выторговали себе позволение заказать пиццу на ужин и не ложиться спать допоздна. Это, впрочем, больше касалось младшего, старший и без того ложился, когда хотел, часто гораздо позже самой Ирины.
