— День еще не кончился, — наставительно сказал Бисиу, подмигнув Леону.
— Не глупо ли жаловаться, заметил Леон, — на пресловутую продажность, если благодаря ей ты выиграешь свой процесс?.. Неужели ты считаешь себя более добродетельным, чем мы, и в меньшей мере комедиантом, менее алчным, менее склонным скользить по наклонной плоскости, менее тщеславным, чем все те, кем мы сегодня забавлялись, словно картонными паяцами?
— Попробуйте-ка меня поддеть...
— Бедняга! — сказал Леон, пожав плечами. — Не обещал ли ты уже Растиньяку использовать свое влияние на выборах?
— Да, потому что он единственный, кто смеялся над самим собой...
— Бедняга! — повторил Бисиу. — Вы бросаете вызов мне — мне, кто только и делает, что насмехается... Вы напоминаете мне моську, дразнящую тигра... Ах, если б вы только видели, как мы умеем потешаться над людьми... Да знаете ли вы, что мы можем свести с ума самого здравомыслящего человека?
В пылу спора Газональ и не заметил, как очутился в особняке Леона, обставленном с такой роскошью, что южанин онемел от изумления и перестал препираться. Лишь позднее он понял, что Бисиу уже успел сыграть с ним шутку.
В половине шестого, когда Леон де Лора одевался к вечеру в присутствии Газоналя, пораженного сложностью этих суетных приготовлений и робевшего перед исполненным важности камердинером, доложили о педикюрщике.
Публикола Массон, пятидесятилетний человек небольшого роста, лицом похожий на Марата, раскланялся с Газоналем и Бисиу, положил ящичек с инструментами на пол и уселся на низенький стул против Леона.
— Как дела? — спросил Леон, протягивая ему ногу, предварительно вымытую камердинером.
— Мне пришлось взять двух учеников, двух молодых людей, которые, изверившись в своей будущности, изменили хирургии ради науки ухода за телом; оба умирали с голоду, хотя и талантливы.
— О! Я спрашиваю не о мозольных делах; меня интересует, в каком положении ваши политические дела...
Массон метнул в сторону Газоналя взгляд, более красноречивый, чем любой вопрос.
— О, вы можете говорить свободно, это мой кузен и почти что ваш единомышленник: он считает себя легитимистом.
— Ах, так! Ну что ж, мы движемся! Мы шагаем вперед! Еще пять лет, и вся Европа будет нашей!.. Италия и Швейцария подвергаются энергичной обработке, и при первом же благоприятном случае мы готовы выступить. Здесь у нас пятьдесят тысяч вооруженных людей, не считая тех двухсот тысяч граждан, у которых нет ни гроша за душой...
