— Нет, маса. Шаве не тал, он йир — дурной глаз.
— Но ведь у него работают люди из вашего крааля! — пытался хоть что-то выбить из старика Сандерс.
— Не знаю, маса. Я старый. Спроси другой люди, — старик осторожно, но решительно освободился от руки капитана и вприпрыжку стал догонять своих соплеменников.
Сандерсу ничего не оставалось делать, как, попросив фотографа остаться у трупа, пригласить Бирса и Ламбера пройтись по следу Макиуды. Вокруг тела следы были затоптаны множеством ног людей, приходивших посмотреть на своего соплеменника. А дальше след уже можно было «читать».
— Смотрите, — Сандерс показал на след, уткнувшийся в ствол молодой смоковницы. — Здесь Макиуда уже ничего не видел, столкнулся с деревом и упал. Видите, он достаточно повалялся по траве, прежде чем смог встать.
Дальше следы были неровными и шли зигзагом.
— А вот здесь Макиуда тоже повалялся, — Сандерс остановился у основательно примятой травы и осмотрелся. И прежде чем упасть, он пытался за что-нибудь ухватиться и поломал ветки аноны. Ламбер, посмотрите, что там? Да не берите голыми руками! Возьмите хотя бы в платок.
Ламбер вынул из кармана носовой платок, нагнулся и поднял за горлышко пустую бутылку из-под джина. Он поднес ее к носу и понюхал.
— Именно этим, — с удовлетворением сказал он, — и пахло от покойного. Если здесь и есть что от джина, то только шикарная наклейка.
Сандерс молча кивнул, и они пошли дальше. Но дальше было уже неинтересно, и капитан вскоре остановился.
— Я не хочу, чтобы нас видел Шаве, сказал он. — Обыскать его дом мы сейчас не можем, никаких обвинений предъявить тоже не можем, а спрашивать, был ли у него Макиуда, просто глупо. Мы можем его только насторожить. А в нашем положении делать это никак не следует. Бирс, — повернулся он к шефу «алмазной полиции», вы не хотели бы встретиться сегодня у вас с нашими друзьями?
— Да, — согласился Бирс. — Думаю, им надо показать снимки убитого.
— На том и договорились, — решил Сандерс. — Не будем забывать, что разумная медлительность всегда мудрее необдуманной торопливости.
И Бирс с Ламбером ничего не могла возразить против этих справедливых слов.
Мьонге в этот день не повезло. Он не видел, как со стороны бамбуковых зарослей почти к самому дому подходили полицейские, и потерял из виду топографов. Час или два они поработали на прежнем месте, а потом взяли свои инструменты, ушли за карьер, и отвалы скрыли их от глаз Мьонге.
— Этот панамоль, — сказал Рэмбо Гвари, — действует мне уже на нервы. Не люблю, когда меня рассматривают под микроскопом.
