— Петр Петрович и я. Но ты сказал: ничего страшного. Не ребенок. Вот она и раскочегарилась.
Я понял, что любой поворот темы выйдет мне боком. Во что бы мы ни играли, против Раисы у меня никогда не было козырей. Дьявол тусовал нашу колоду уже шестнадцатый год.
— Так вы с Петром Петровичем и денег ей дайте. При чем тут я? Он же у тебя крутой парень. Куда ты дела пятнадцать тысяч, которые я отвалил в прошлом месяце? Пустили с Петром Петровичем в оборот? Все боитесь лишнюю копейку на девочку потратить.
— Не сердись. — Голос у Раисы покорно-виноватый — о, как отлично я помнил все эти лживые модуляции. — Елена сказала, что деньги дашь ей ты. Ты бы видел, с какой гордостью она это произнесла.
Я молчал, и она добавила:
— Хочешь, возьми у меня? Елочка не узнает.
Особое изуверство было в том, что Елочка, разумеется, внимательно слушала наш разговор. Я повесил трубку и вернулся на кухню.
Грустный Дема цедил пиво из голубой чашки. По моему лицу он понял, что пойдем за добавкой.
— Тяжко, брат?
— Ничего, — сказал я. — Обычная житейская ноша. Жены и дети.
— Денег просят?
— Денег не жаль, да их ведь нету.
— Как нету? А часы?
Его циничная морда выражала искреннее недоумение.
— Допивай, поехали, — сказал я.
Вскоре мы брели по Измайловской барахолке. Чего тут только не было и кого только сюда черт не пригнал! Это не мне описывать, у меня слог жидковат. Над счастливым порождением перестройки, где талант уютно соседствовал с гнилым кишечным выхлопом нищеты, витал дух скорби. Из-под милостивой тени угрюмых елей азартно высверкивал одичалый русский зрачок. Чужеземная гладкая речь искрилась от соприкосновения с любезным матерком московских коробейников. Проститутки предлагали французскую косметику, художники — свои картины, а юные розовощекие, сыто ухмыляющиеся барыги сплавляли ордена великой войны. Всяк был удал на свой лад. Покупатели делились на рублевых и долларовых, как на белых и черных. Присутствие вездесущего кавказского народца добавляло в музыку беспечного торжища опасный, режущий по сердцу звук.
Не успел я толком оглядеться, как Дема отловил покупателя. Каким-то шестым чувством угадал в пожилой даме с допотопным ридикюлем нашего клиента. Дама была восточных кровей и, конечно, матерой спекулянткой, но часы вкупе с деликатным Деминым обхождением произвели на нее сильное впечатление. Это было видно по тому, как презрительно она скривила пухлые, ярко накрашенные губки.
— Прямо из Египта, — сказал Дема, загораживая даму широкой спиной от возможных налетчиков. — Золото и слоновая кость. Цену назначайте сами, но какая вещь, вы же видите!
