— Не обижу, не волнуйся.
— Все так говорят, а потом обижают.
— Пятнадцать штук хватит?
На машине я подрабатывал нечасто, только когда уж совсем припекало, но все же кое-какой опыт приобрел. Клиент был все-таки подозрительный, что-то в нем настораживало, может быть, отчаянная, слишком прямая ухмылка на честном, простецком лице.
— Двадцать пять — и по рукам, — сказал я.
Мужчина обошел «жигуленок», открыл дверцу и по-хозяйски взгромоздился на сиденье. Рюкзак уместил под ноги.
— Плачу угол — поплыли.
Петляние по московским улицам подействовало на меня благотворно. Тупая душевная хмарь развеялась. Тем более что пассажир оказался не вором, не убийцей, не наркоманом, а фермером. То есть человеком, которого время от времени показывают по телевизору как новую российскую диковину и которого уж лет пять назад демократы объявили спасителем отечества. Истинным хозяином своей страны. За каждого отловленного и заснятого на пленку фермера журналисты, по слухам, получают какие-то необыкновенные премии от начальства. Показать живого фермера у них так же престижно, как вытащить на экран взбесившегося коммуниста, с пеной у рта грозящего всех перевешать. Кому из журналистов это удается, тот почти сразу получает работу на Западе и переодевается в кожаное пальто.
Пассажир оказался не из словоохотливых, признание в том, что он арендатор, я вытянул из него хитрой уловкой, и он сразу после этого замкнулся. Разговор у нас складывался так:
— Ну и как оно, выгодное дело? — спрашивал я.
— У нас не Америка, — бурчал мужик.
— Жалеешь, что взялся?
Молчание, прикуривание очередной сигареты.
— Местные-то не трогают?
— Трогать не трогают, но амбар спалили.
— А власти как?
— Как и везде.
Я проникся к нему симпатией, в нем чувствовалась сила, которую не занимают на стороне, мужицкая природная сила, опасная для врага и сподручная для домашнего обихода. Мне тоже ее немало передали по наследству батюшка с матушкой, да всю профукал на житейских обочинах.
— Я и сам одно время подумывал. С корешом наладились взять надел под Вологдой. Да чего-то поостереглись.
— Ты кем работаешь?
— Инженер.
— Правильно, что поостереглись. Земле крестьяне нужны, а не инженера.
— А ты крестьянин?
— Я фельдшер. Это почти одно и то же.
Мы выкатили на прямую трассу. Поток машин составился наполовину из иномарок. Юные лавочники спешили по своим важным, воровским делам.
— С техникой у вас там, наверное, туговато? — спросил я просто так, чтобы не обрывать нить разговора. И тут фермер взорвался:
