— Пытки, что ли?
— Сыворотка правды на тебя не действует, поэтому… — Святой князь поднялся. — А старые методы пока еще никого не подводили.
Вот и сбылась мечта идиота — Вальрик не сумел сдержать улыбки — еще недавно он думал о том, что боль стала бы замечательным средством от тоскливых мыслей, и вот, пожалуйста, желание сбылось.
Скоро стало совсем не до улыбок.
Боли было много, чудовищно много, Вальрик и не представлял, что ее бывает столько. Кажется, он кричал, кажется, обещал рассказать все, что знает, но стоило боли отступить и… и верх брала ненависть. К себе — за проявленную слабость; к палачу — деловито-равнодушному и целиком сосредоточенному на работе, но больше всего к Его Святейшеству. Золоченый стул, белые одежды, высокая тиара, сложенные на груди руки и внимательный, колючий взгляд. О, со стороны казалось, что Святой Князь даже скорбит об упрямстве узника, которое обрекает того на ненужные мучения, но Вальрика внешностью не обмануть. Он видел, он все видел — запах лимона и жженого сахара, коньяк и корица — удовольствие, постыдное, тщательно скрываемое от посторонних глаз и оттого втройне острое. Именно запах и вызываемые им образы мешали рассказать. Только не этому человеку, только не сейчас…
— Опять передумал, — сокрушается Его Святейшество, и аромат запретной радости становится острее, приобретая резкие ноты перца и крови… хотя кровь, наверное, не из этой гаммы, кровь сама по себе, здесь ее много, Вальрик раньше и не думал, что в нем может быть столько крови. — Сильны демоны души твоей. Атмир, продолжай, только не убей ненароком.
Атмир почтительно кланяется и начинает снова…
Больно… как же больно… еще немного, и он не выдержит, уже не выдерживает… боль распускается огненным цветком, обнимает тело, тянется к сознанию и… гасит. Больше Вальрик ничего не чувствует. Совсем ничего, это пугает, хотя лучше уж так, чем с болью.
— Почему он замолчал?
Атмир разводит руками. Атмир удивлен. Атмир пытается исправиться, но… смешно, когда не чувствуешь боли, вот только мышцы занемели и улыбаться не получается.
— Господи, — Святой князь осеняет себя крестом — как же он медленно движется, будто вот-вот застынет. — Он что, смеется? Атмир, посмотри, он же смеется! Только не говори, будто он сошел с ума. Ты, — вопрос был обращен к Вальрику. — Ты знаешь, кто я?
— Да. — слова кровяными шариками вспухали на губах. — Ты Святой князь, вернее, все вокруг считают тебя святым, а на самом деле ты садист и скотина… совсем как Серб. Святой Серб… Боже… — Сознание плавало в удивительном мире, где не существовало боли, и Вальрик готов был говорить… теперь он может сказать все, что пожелает. Все равно бояться нечего, наверное, он скоро умрет, а все вокруг — бред. Донельзя забавный бред. И Вальрик рассмеялся, как-то некрасиво — красные брызги полетели в стороны — но ему ли о красоте думать?
