Коннован говорила, что подобный удар способен остановить быка. Тит больше походил на медведя, но, сдавленно хрюкнув — хотя медведям положено рычать, а не хрюкать — опустился на пол. Короткая судорога, закатившиеся глаза и тонкая полоска крови на губах… Тит был мертв.
Проклятье! Вальрик совершенно не хотел убивать его, а просто остановить, ну и если на то уж пошло доказать собственное превосходство. Доказал.
Онемевшие пальцы не желали разжиматься, а из левого предплечья, пропоров ткань, торчал осколок кости, от которого по белому полотну рубахи медленно расползалось пятно… вот только боли не было. С болью Вальрику было бы легче смириться с этой нечаянной смертью, а теперь… тошно.
Илия смотрела круглыми от испуга глазами, крупные слезы рисовали мокрые дорожки на щеках, а губы слегка подрагивали…
— И-извини, — Вальрик не знал, что сказать. Машинально зажал раненую руку — вид крови неприятен, а белесый осколок и вовсе вызывает омерзение — и шагнул к двери. Дальше оставаться в комнате не было смысла… да и рассказать нужно…
Илия, запрокинув голову — горло у нее белое-белое, а вены нежно-голубые, похожи на зимние реки — завыла, совершенно по-волчьи, тоскливо и одиноко. Слушать этот полувой-полуплач было невыносимо, но уйти, оставив ее здесь, рядом с трупом — невозможно. Это отступление будет самой настоящей трусостью.
— Замолчи!
Илия не услышала.
— Я не хотел, слышишь! — Вальрик схватил ее за плечи. — Не хотел его убивать! Я всего лишь хотел подарить тебе платье, ничего большего! Понимаешь!
— Ненавижу! — Тонкие пальчики Илии с розовыми лунками ногтей впились в лицо. Вальрик не шелохнулся, пускай царапает, лишь бы не выла…
— Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Чтоб ты сдох! Чтоб ты когда-нибудь тоже… вот так… проклинаю!
Вальрик закрыл глаза и терпеливо ждал. Ей легче, а ему все равно… интересно, а способность чувствовать боль когда-нибудь вернется?
Рубеус.
Полчаса истекли, а Рубеус так ничего и не придумал. Вернее, он знал, что станет говорить, и знал, что услышит в ответ, понимал он и то, что беседа эта — пустая формальность.
Тогда зачем?
Кабинет Карла находился в одной из башен: полукруглая стена, узкое стреловидное окно, за котором простиралась бескрайняя чернота ночи, вечный сумрак и запах пыли.
Пыли и бумаг, которых здесь было столько, что свободного места почти не оставалось.
— Пришел? Ну заходи тогда, — в этом бумажном царстве Карл смотрелся столь же органично, как в фехтовальном зале, вот только вместо сабли в руках толстая круглая печать.
