Лейли и Меджнун | страница 45



Когда наутро, пробудясь, восток
Зажжет своим огнем огромный ток,
А на закате наших вздохов дым
Оденет небо пологом седым, —
Жизнь учит нас: весь мир, что явлен нам,
Наполненный огнем и дымом храм.
…Лейли свободной стала, но она
Была кончиной мужа смущена.
Хоть из ловушки вырвался джейран,
Но муж — есть муж, и он судьбою дан.
То не притворство: жаль супруга ей,
Но о любимом скорбь еще сильней.
Вдова на людях волосы рвала,
Но слезы о возлюбленном лила.
Смерть Ибн-Салама — грустный был предлог,
Чтоб истину никто узнать не мог.
Рыдая возле мужнего одра,
Она желала милому добра.
Он был ее ядром, ее судьбой,
Муж — оболочкой, тонкой скорлупой.
Все ж ей обычай нужно соблюдать,
Ни перед кем лица не открывать.
Должна теперь не год, а целых два
В шатре сидеть безвыходно вдова.
Просить аллаха отпустить грехи,
В слезах читать печальные стихи.
Обычаям покорна и верна,
Она должна в печали быть одна.
И, соблюдая траур, с этих пор —
Чужих людей не допускать в шатер.
Теперь ей осужденья не страшны,
Сочувствовать ей близкие должны.
Так причитала над своей судьбой,
Что содрогался купол голубой.
Страданью отдалась она во власть
И плакала отныне не таясь.
Лейли свободна, ей дышать легко,
Страх и опасность скрылись далеко.

Приближение осени и кончина Лейли

Настала осень, и на землю вниз
Капелью рдяной листья сорвались.
Казалось, кровь ветвей из малых пор
Сочится, вырываясь на простор.
Садов желтеет худосочный лик.
Водой проточной не звенит родник.
То золото, что блещет на земле,
Зимою уподобится золе.
Нарцисс озябший спрятаться спешит,
Сошел с престола царственный самшит.
Жасмин увял, и роза отцвела,
Как будто книгу горести прочла.
Шквал лепестков над вянущей травой,
Как змеи у Заххака над главой.
Извечный круг природы завершен,
Сад оскудел, он пуст и обнажен.
Так пред стихией, в ужасе дрожа,
Бросают скарб, ничем не дорожа.
Слабея сердцем, изнывает сад,
Но пьяным соком полон виноград.
Индус-садовник, всюду, где пришлось,
Развесил гроздья виноградных лоз.
И эти гроздья так черны на взгляд,
Как головы кудрявых негритят.
Головки их, покорно свесясь вниз,
Орнаментом украсили карниз.
Гранату шепчет персик: «Берегись,
Эй, увалень, на землю не свались!»
Гранат, как печень, треснув поперек,
Кроваво-красный источает сок.
Фисташка клюв раскрыла: «Не губи!» —
К ней состраданья полон уннаби.
Над цветником, над пышностью его
Победно осень правит торжество.
Лейли с престола вешней красоты
Упала в черный кладезь маеты.
Цветник не в срок сгубил недобрый сглаз,
Светильник жизни на ветру угас.