Устали все, но только Науфал
Ни устали, ни жалости не знал.
Сражался он, как яростный дракон,
Удар мгновенный — и боец сражен.
И булавы его тяжелый брус
Мог многоглавый сокрушить Эльбрус.
Обрушит меч булатный с высоты —
Из книги жизни вырваны листы.
Был в смертной схватке воин не один
Положен в погребальный паланкин.
Пословица гласит: «Разящий меч
Способен воду из кремня извлечь».
Когда единство движет в бой войска,
Победа неизбежна и близка.
Для Науфала и бойцов его
Все предвещало вскоре торжество.
Ожесточась, без жалости в сердцах,
Они своих врагов разбили в прах.
Кто не убит был сразу наповал,
Тог кровью ран смертельных истекал.
Старейшины из племени Лейли,
Прах сыпя на главы, к врагам пошли.
Пред Науфалом, ползая у ног,
Запричитали: «Вождь, не будь жесток!
Не продолжай губительной войны,
Мы все убиты или пленены.
Копье и меч воздетый опусти,
Подай нам длань, поверженных прости.
Зачем казнить безвинный наш народ,
Есть высший суд, он всех живущих ждет.
Коль мы обет нарушим — горе нам,—
Пусть вновь запляшет меч по головам.
Повергли мы щиты к стопам твоим,
О, снизойди, будь милостив к живым.
Зачем терзать нас, причиняя боль,
И добивать нас, беззащитных, столь!»
Исполнясь состраданьем, Науфал
Их причитаньям и моленьям внял,
Промолвив так: «Я спрячу меч в ножны,
Но вы невесту привести должны!»
И серым став с лица, как серый прах,
Отец невесты отвечал в слезах:
«Храбрейший муж, чей славе нет конца,
Достоин ты престола и венца.
Пусть безмятежно длятся дни твои.
Я немощен, душа моя в крови.
Меня арабы честные корят,
С аджамцем злонамеренным ровнят.
И мучает, и совесть мне гнетет
Судьба детей, надрывный плач сирот.
В молящие глаза страшусь взглянуть,
Кровь в жилах трудно бьется, словно ртуть.
Своей добычей дочь мою считай,
С рабом ничтожным в браке сочетай.
Я счастлив буду выполнить приказ,
Лейли тебе доставлю в тот же час.
Коль ты костер палящий разведешь
И, словно руту, дочь мою сожжешь,
В колодец бросишь, где бездонно дно,
Или мечом казнишь — мне все равно.
Я все снесу и в случае любом
Твоим останусь преданным рабом.
Но диву не отдам родную дщерь,
Он на цепи быть должен, словно зверь.
Она — сиянье дня, он — мрак слепой,
Огонь не может ладить со щепой.
Безумец жалкий, бесом одержим,
Он презираем всеми и гоним,
Бродящий по пустыням и горам
С такими отщепенцами, как сам.
С ним куролесит непотребный сброд,
Позоря и пятная славный род.
Бесчестья несмываемо пятно,
В глазах моих он мертв давным-давно.
И аравийский ветер, друг степей,
Позор разносит дочери моей.
