Человек, работающий на складе, так прямо и написал! «Известный всем Немко, как говорят, сам видел мертвого обходчика, когда тот ломал запор ставни в своем доме. Следов покойника на снегу не осталось, а шкворень действительно сломан и ставень приоткрыт. Это я видел сам, прямо с рельсов, а ближе не подходил, чтобы не попасть под подозрение. С Немко поговорить не мог. Его наняли во взвод охраны двор от снега очищать и никуда на сторону не пущают. А снегопады почти каждый день, и чистить Немко придется почитай до весны и поговорить с ним возможности не предвидится. К сему...»
Прочитав это сообщение, Могутченко усмехнулся. «Молодцы хлопцы,— подумал он о командире взвода и его подчиненных.— Основной источник слухов перекрыли».
Однако лишить Немко возможности болтать оказалось уже недостаточным. Сказанная этим полоумным нелепица уже жила самостоятельно, обросла подробностями и, как на крыльях, разлетелась по округе.
Из одной из самых дальних лесосек, где артели лесорубов жили в так называемом «аэроплане», огромном бараке человек на семьсот, построенном Лесохимом на берегу лесного озера, сообщалось, что там видели Когута ночью у проруби, из которой брали воду для хозяйственных нужд.
«Эк, куда уж занесло!— даже удивился Могутченко.— До «аэроплана» отсюда верст тридцать с гаком. И видели покойника сразу трое лесорубов из артели Логунова. Интересно, что это за Логунов Артамон Феоктистович?— размышлял Могутченко, выписывая фамилию из донесения в записную книжку.— Сдается мне, что с теми, кто нацеливался на домик Когутов, он не связан. Самостоятельно работает, прохвост, палочки в колеса советской власти тихой сапой сунуть пытается».
Почти в каждом сообщении говорилось о тревожных слухах, пугающих суеверных лесорубов. «Черти сиволобые,— с горькой усмешкой думал о них Могутченко.— Такую силу в гражданской войне раздолбали — поверили в большевиков. Попробуй какой гад впрямую против советской власти агитировать — в клочья разорвете, а вот на провокацию клюнете, как налим на крючок. Колчака с Врангелем не испугались, а от слухов о вылезшем из гроба покойнике — в штаны напустите и, даже не отмывшись, с лесозаготовок деру дадите».
С десяток фамилий людей, видевших «своими глазами» покойного Когута в лесосеках, перекочевало с отдельных листков на записную книжку Могутченко, пока он просмотрел все донесения. Телеграфные аппараты молчали, телеграфист сидел, уткнувшись в газету.
— Слушай, Сергей,— свернув донесения и спрятав их во внутренний карман полушубка, попросил его Могутченко,— позвони на Узловую. Пусть соединят с Сазоновым. От тебя удобнее говорить.
