— Теперь хочешь не хочешь, а выпить надо, — сказала Наталья и приселарядом с Цыганюком. Тот взял стакан и, ни на кого не глядя, молча выпилбьющую в нос сивушным перегаром жидкость.
— Ну как? — осведомился староста. — Прошла?
— Как видите.
— Ничего, это только поначалу затруднительно, — сказал Яков иобратился к Наталье: — Может, и ты с нами выпьешь?
— Ой, что вы! — отмахнулась Наталья, но тут же, словно что-то взвесивв уме, придвинула к себе пустой стакан Цыганюка. — Разве только чуть-чуть,просто попробовать.
— Ну, как это попробовать! — возразил Степан. — Надо выпить пополной, наш век не так уж и долгий.
Староста, однако, налил Наталье полстакана. Она спокойно выпиласамогон, обтерла влажные раскрасневшиеся губы рукавом и с аппетитомпринялась есть податливую с мороза свинину.
— Горько, правда? — подмигнул ей Степан.
— Уж как не горько, — с усмешкой ответила Наталья.
— А когда обнесут тебя чаркой, и того бывает горше...
Через несколько минут Яков разлил остаток самогона. Но и без того всеуже были под хмелем, который гулял, бродил по телу, путал в голове мысли.Яков щурил глаза, расправлял на обе стороны обвисшие от влаги усы, вытиралрукой мясистый нос с раздвоенным кончиком и все чаще похотливо взглядывална Наталью.
А Наталья жалась к Цыганюку, который продолжал молчать и лишь изредкапосматривал на старосту, будто старался разгадать его намерения.
— Ну, как, жизня-то твоя, полегче стала? — вполголоса справился Якову Натальи, когда взгляды их встретились.
— Это почему же? — притворно удивилась Наталья.
— А разве худ у тебя помощник? Парень, видать, с головой, по глазамвижу. К делу пристроится — в люди выйдет...
Наталья торопливо сказала:
— Конечно, то дрова поколет, то воды принесет или сено задаст корове.Теперь все-таки не одна, а двоим-то как-никак веселее.
— Федька, прежний муженек-то, будто сейчас перед моими глазамистоит, — пуская синий табачный дым, многозначительно произнес Яков. —Здоровый был, в плечах косая сажень, и подумать только, ни за что сгорел.Говорили, кулак, против Советской власти агитацию вел, подрывал ее, а чтотам было подрывать, она и так едва на ногах держалась. Стоило немцам еетряхнуть — она и концы отдала, развалилась. И выходит, с виду-то она вроденормальная, а изнутри с гнильцой, как дерево, пораженное червоточиной...Бот был бы сейчас Федька жив, ох, и пригодился бы мне здорово!
— Не надо, Яков Ефимович, об этом, — попросила Наталья.
— А твой отец чем занимался? — спросил староста Цыганюка.
