— Ну и зря, — ответила официантка, убирая со столика наши тарелки — мою пустую и Во-лодькину полную.
— И правда, Воробей, зря ты не доел, — поддержала я отошедшую официантку. — Вдруг на самом деле есть такая примета?
— Ой, да ну, — скривился он, — суеверия все это.
— А может, и нет. Откуда ты знаешь?
— Вот и посмотрим, кто из нас окажется прав — я или она… — кивнул Володька в сторону удаляющейся официантки.
Увы, как вскоре выяснилось, права оказалась официантка.
Глава VII
КРОВАВЫЕ СЛЕЗЫ, ИЛИ ОТРУБЛЕННЫЕ ПАЛЬЦЫ
От кафе до мастерской Смертолюбовой было рукой подать — лишь дорогу перейти. Но я, чтоб оторваться от предполагаемого «хвоста», отправилась в обход, или, как говорит в таких случаях мой дедушка капитан Кэп, в Крым через Нарым (гляньте на карту, где Крым и где Нарым).
Я быстренько вскочила в троллик, потом перескочила на маршрутку, затем нырнула в метро… Короче, меняя виды транспорта как перчатки, я колесила по городу взад-вперед и задом наперед и даже в пригород на электричке заехала, а после еще петляла на своих двоих по всяким улочкам-переулочкам.
Время тоже, естественно, на месте не стояло.
Бац! — и дня как не бывало.
Когда окончательно стемнело и в Москве зажглось все, что только могло зажечься, я решила, что наверняка уж оторвалась от «хвоста» (если он, конечно, был). Вернувшись к кафе, я перешла дорогу, вошла в смертолюбовский подъезд и на полудохлом лифте поднялась на самый верхний этаж, где и располагалась мастерская.
Открыла дверь. Вошла. Закрыла. И — прифигела.
Нет, по сути-то, это была обычная квартирка со всеми удобствами: тубзиком, ванной, кухней и прочими благами цивилизации. Но это по сути. А не по сути — я таких чернушных квартир в жизни никогда не видала. Прикиньте, все здесь было черного цвета: стены, потолок, мебель, шторы на окнах… даже холодильник — и тот был черный, не говоря уж об унитазе и ванне. Но это еще цветочки… Кстати, о цветочках. Хоть Воробей и сказал, что цветов у Смертолюбовой нет, один цветок все же имелся. Он рос в черном оршке на черном подоконнике и тоже весь был черный с черными колючками на длинных черных стеблях.
Так вот, о цветочках, вернее, теперь уже о ягодках. Все стены большущей комнаты-мастерской — почти что зала — были увешаны картинами, названия которых говорили сами за себя: «Утопленница», «Покойница», «Самоубийца»… Кладбищ на картинах тоже хватало, но мое внимание привлекло лишь одно, где между крестами и надгробиями плавали рыбки. Картина называлась «Подводное кладбище». Но дело даже не в этом. А в том, что на одном из надгробий было крупно написано: «МУХИНА». Хм… С одной стороны, моя фамилия, конечно, довольно распространенная, а с другой… В общем, странно.
