И еще одну странность я обнаружила. В шкафу. Там в ряд висели разные платьица ярких расцветок, которые вполне подошли бы молоденькой женщине, но уж никак не старухе Смерто-любовой. Зачем они ей?..
А еще в мастерской находилась черная закрытая дверь. Я подергала ручку. Фига! Дверь на замке.
Сунула я свой любопытный нос и в смертолюбовскую аудиотеку, где сплошь были диски и кассеты с записью похоронных маршей разных стран и народов. Ну и заодно уж — нарушая Володькину инструкцию не врубать телик — врубила телик, убавив звук до минимума, и просмотрела на скорости смертолюбовские видеокассетки.
На всех кассетах было одно и то же. Смерто-любова, вся в черном, давала интервью на фоне всевозможных кладбищ. И говорила она об одном и том же. О смерти:
— Смерть — это самое прекрасное, что есть на свете. В смерти есть что-то величественное. Когда я была маленькой, я всегда просила мамочку, чтоб она водила меня гулять на кладбища…
— А вы не боитесь мертвых? — интересовался корреспондент.
— А чего их бояться? — отвечала Смертолю-бова. — Они же мертвые. Бояться надо живых…
Ну и так далее.
Одним словом, отстойная мастерская, отстойные картины, отстойное аудио, отстойное видео, и даже воздух здесь был какой-то отстойный, точнее — застойный. Блин! Неужели мне придется тут париться неизвестно сколько?..
Короче, я решила лечь спать, потому что часы уже оттикали и оттакали полночь с копейками. Постель, как вы сами понимаете, была черная — черный пододеяльник, черная простыня и черная подушка. Но не на пол же мне было ложиться, тем более что и пол тоже черный.
И я легла на черную кровать и приготовилась уснуть. Но не тут-то было. Не успела я выключить свет, как на душе у меня заскребла кошка… нет, даже не кошка, а львица своей львиной лапой. Мне было грустно и одновременно еще грустнее. Прежде всего я грустила, конечно же, о Гафчульке. Причем грустила по-черному. Обычно-то моя грустность светло-зелененькая в золотистую крапинку, она так красиво переливается в душе, когда я грущу. А тут был сплошной черняк, что не удивительно, ведь кругом черным-черно и сама я лежала на черной простыне под черным одеялом. Но я-то хоть на кровати лежала, а бедный Гафка лежал на дне Москвы-реки. Я подумала, не всплакнуть ли мне по этому поводу, но носового платка под рукой не оказалось, я и передумала.
В общем, на душе у меня скребла львица, а в голове стройными рядами, как на параде, маршировали мысли. Куда делся из компа файл со сном №13? Кто «подарил» мне на день рождения гроб? Был ли на самом деле отравлен шоколадный торт? Почему на картине «Подводное кладбище» на одном из надгробий написано: «МУХИНА»?.. Ну и самая главная мысль, которая вышагивала впереди всех остальных: кто хочет меня убить?
