Похоже, они говорили правду. Владигор подозревал, что исчезнувший айгур как-то причастен к убийству. Однако прямых доказательств не было. И еще ему было непонятно, кому понадобилось убивать старого Дометия. Хотя нет, не Дометия, а его самого, ведь ильмерский князь выпил яд, предназначавшийся Владигору.
Личность покончившего с собой убийцы также осталась невыясненной. Он был смугл, с чуть раскосыми глазами, но, что он принадлежит к племени айгуров, нельзя было сказать с уверенностью. Он мог быть и савраматом, и скифом, и даже степняком, чьи племена разбросаны между Ладанеей и Таврийским морем. В одной из кладовых близ поварской обнаружили задушенного помощника виночерпия без верхней одежды. Стало ясно, каким образом убийце удалось проникнуть в пиршественную горницу. На прочие вопросы ответов пока не было.
Айгурский посланник, отбывший с важными новостями к себе на родину, вскоре вновь вернулся и объявил Владигору, что верховный вождь айгуров Рум выражает крайнее недовольство тем, что его люди задержаны, и оставляет за собой право на самые решительные действия в ответ на грубый произвол синегорского князя. Владигор распорядился отпустить пленников, однако заявил посланнику, что недопустимо грубый тон вождя айгуров плохо согласуется с мирным договором, который заключил с Братскими Княжествами его предшественник Ахмал. Посланник с глубоким поклоном обещал передать эти слова Руму, заметив, однако, что они ставят соседние народы на грань войны. Владигор едва сдержался, чтобы не вспылить и не поддаться на провокацию. А вот простодушный Грым, присутствующий при разговоре, не выдержал. Он навис над низкорослым посланником и грянул прямо в его испуганное лицо:
— Скажи своему хозяину, что я, Грым Отважный, хорошо помню его разбойную рожу. Однажды ему удалось ускользнуть от меня, когда его отряд вторгся в Ильмер. Но если он во второй раз попытается пересечь Братские границы, я придушу его, как цыпленка! — И Грым растопырил свои огромные пальцы, отчего посланник в ужасе ахнул, попятился и, не заботясь более о сохранении собственного достоинства, стремглав выбежал вон.
Воевода Ждан захохотал, а Владигор укоризненно покачал головой:
— Нельзя же так, Грым. Рум теперь не разбойник, а верховный вождь. Цыпленок вырос и окреп, мы не можем его недооценивать. И война нам сейчас ох как некстати.
— Война всегда некстати, — хмуро пробасил беренд. — А он — враг. Я не удивлюсь, если узнаю, что это Рум хотел отравить тебя.
