С восточной церемонностью Маркаров протянул букет:
— Это моя верительная грамота, товарищ Лиза.
— Мерсибо. От кого грамота? И кому верить?
— От бригады монтажников Шестакова. Одна седьмая часть лепестков, пестиков и тычинок лично от меня. Хотим вас поблагодарить, товарищ Лиза.
— Лизой я была вчера. Сегодня я Джульетта.
— Примите также извинения бригады. В нашем стаде есть и одна, не научившаяся вести себя в театре, паршивая овца. — Он принял величественную позу и продекламировал: — Приношу вам все извинения, какие позволяет мне принести моя гордость. «Антоний и Клеопатра». Шекспир Вильям.
— Вы про «клюе-е-ет»? — она похоже скопировала Садырина и засмеялась.
— Именно.
— Поставьте, Тимофеевна, в воду, — она передала гардеробщице цветы. — Пусть постоят у вас, пока вернусь.
Кононова зашла за барьер, там за пустыми по-летнему вешалками стояло ведро с клейстером и большой кистью, лежал толстый бумажный рулон.
Нагрузилась всем этим и направилась к выходу. Маркаров перехватил ведро, открыл перед ней дверь, и они вышли из «Тайги».
— Я помогу.
— А вы не торопитесь?
— Мы сегодня во вторую смену.
— Хотите прогуляться со мной по городу?
— Уже гуляю.
— Только я должна вас предупредить — это не увеселительная прогулка. Работа муторная, хлопотная. А я не всегда выдержанная. Бываю и капризная, и вспыльчивая.
— Ничего, это закалит мое терпение... А я не знал, что Джульетта служит в театре расклейщицей афиш.
— Хочу все это проделать, пока не хватилась тетя Поля, — объяснила она, не приняв его шутливого тона. — У нее тромбофлебит и сильно болят ноги.
В Приангарске не было ни одной афишной тумбы, щита, и афиши предстояло клеить, вешать где придется — лишь бы бросались в глаза.
Первую афишу она наклеила на забор возле павильона «Пиво — воды», где толпились одни мужчины.
Расклейка требовала своей маленькой ловкости: надо быстро разгладить ладонями афишу от центра к углам, чтобы она не сморщилась до того, как схватится клейстер.
Маркаров освоил эту нехитрую технику. Теперь Кононова держала бумажный рулон и подавала листы.
Во время их обхода-объезда города он замечал любопытные взгляды, обращенные на спутницу, и это было ему приятно.
Вряд ли ее узнавали в лицо театралы. На ней не было ничего кричаще нарядного, бросающегося в глаза, кроме зеленой косынки необычного тона.
— Каждая красивая женщина знает, что хороша собой, — сказал он. — Только одни самовлюбленно помнят об этом всегда, а другие вспоминают изредка. Как будто вы относитесь к другим?
