Толпа зашумела:
— В середняки Пачина!
— Какой он, к бесу, кулак?
— Остамел мужик на работе.
— Торговли нет.
— В середняки!
Степан Иванович сидел неподвижно.
Сопронов, сузив глаза, вновь наливаясь багровой краской, крикнул:
— Нет, не в середняки!
— Толчею за так сдал, все на своем горбу… За что ты меня, Игнатий Павлович, эдак? — Данило повернулся к собранью: — Вы меня сперва лишили голосу, теперече в кулаки. А разве я не воевал за Совецку власть? Я в Москве самого товарища Сталина своими глазами видел, мене сам Михайло Иванович Калинин говорит: «Поезжай, товарищ Пачин, спокойно домой, дело твое верное…»
— Не ври!
— Неужто со Сталиным говорил?
— Вот истинно говорю, не вру, как перед богом! — Данило хотел перекреститься, но передумал. — Поезжай, говорит, товарищ Пачин, домой, дело твое справим. — Данило достал из кармана какую-то бумагу.
— Вот! Ежели словам моим нету правды! Вот, копия с копии!
— А ну, покажи! — Сопронов не растерялся и потянулся за бумагой. — Дай сюда!
— Нет, не дам. У тебя, Игнатий Павлович, эта бумага есть, ты поищи-ко ее. Поищи, это у меня копия с копии.
— Зачитать!
— Чего председатель помалкивает?
Лузин шепнул что-то в ухо Сопронову, тот побледнел и встал.
— Товарищи, собранье переносится! Объявляю собранье закрытым ввиду…
— В каком таком виду? Не закрывать!
— Пусть зачитают! Бумагу-то…
— Ишь ты, тут дак и собранье закрыл.
— Лузина! Пусть выступит Степан Иванович, евонное это дело!
— Правда аль нет, что Пачин бает?
Лузин побрякал по графину карандашом.
— Товарищи, прошу расходиться. Насчет Данила Семеновича есть ходатайство Михаила Ивановича Калинина. Указанием губисполкома предложено восстановить Пачина в законных списках и вернуть ему право голоса…
Гул, шум и выкрики заглушали слова председателя, мужики кричали каждый свое:
— Путаники!
— Свои-то хуже чужих, не нами сказано.
— А Николая-то Ивановича? Рыжка-то тоже восстановили?
— Нет, попу Москва отказала, говорят, много вина пьет.
— Ох, робята, а в кулаках-то бы походить. Хоть с недельку! — кричал Акиндин Судейкин.
— Нет, Акиндин, ты оставь такое мечтанье! — Савватей Климов хлопнул Судейкина по спине. — Тебе надо прямиком в бедняки, ты со своим Ундером и на середняка-то не волокешь. Ну какой из Ундера середняк? Моя кобыла и то…
— Жива?
— Кто?
— Да кобыла-то…
— Моя кобыла Сопронова переживет…
— Ну, это ты здря!
— Чего?
— Да насчет Сопронова-то.
Сопронов между тем исчез со сцены. Все кричали кто во что горазд, особенно старался усташинский мужичок. Обращался он неизвестно к кому, доказывал, махая сразу двумя руками.
