— Не, ехать вам пока нельзя, — объяснил Лев, принуждая этих двоих потешно продвигаться боком прочь от паровоза. — И остаться нехорошо. Другой поезд поедет, не заметит, что вы стоите, и будут последствия. А люди вы неплохие — живите.
Теоретчик же сбил пломбы с вагона и разглядывал, стоящие рядом, закрепленные в дощатых козлах мотоциклы. Их было три, все одинаковые: вытянутые, с рыжим седлом, похожим на деревянный брус.
— "Арейлетт" английские! Свечи вкручены, баки полные — садись да ехай!
— Водить умеешь? — спросил я его. — Я вот умею.
— И я сумею. Теорию знаю, ничего сложного.
Кроме нас двоих управлять мотоциклом никто не вызвался. Лев объяснил, что знаком с велосипедом, но знакомство это не слишком близкое.
А Теоретчик вскоре уяснил всю разницу между вождением мотоцикла в теории и на практике. Но ничего, он смышленый, за меньше часа наблатыкался.
Легкие "Арейлетты", хоть и не рассчитаны на такое, но выдюжили нагрузку в три седока каждый. Только ехали едва-едва быстрее идущего человека.
— Зато ноги не бьем, — уговаривал себя и прочих Теоретчик. И вскоре перечеркнул свое утверждение, завалив мотоцикл на бок и отбив колено.
— Нам в самый Измит надо? — спросил зажатый между мной и Степаном Борька.
— В самый-самый. Там ночевать надо. Если три дня Накиюддин-бек не объявится, рвать домой, причем спешно. Это значит взяли его, а турки спрашивать умеют, больше трех дней никто не промолчит.
"Но папку все равно беречь пуще себя. Если берут тебя, жги запальный конец, он из корешка выторчен, и клади ровно всех кто с тобой". — Добавлял к этой инструкции Блюмкин. Но Борьке это знать необязательно.
— Нормальный город. Вроде, как и не турки живут, а наши или греки какие-нибудь, — сообщил свое мнение Степан, когда показались беленые дома с черепичными крышами и пирамидальные тополя.
— А ты че думал, они на дереве живут? Или в норах? — усмехнулся Теоретчик. — Измит город старый. Тут еще всякие византийцы жили, а до них…
Мне повезло, про Измит Теоретчик знал не так много: всего минут на пять, да и то вместе с его собственными соображениями.
— Бросать надо машины, — с участием глядя на Теоретчика, сказал Борька. Заметные они очень. Да и мы тоже. Закатим в кущеру (что это за слово?) и станем ночи ждать.
Когда стемнело, я провел всех по улочкам предместий к желтоватому дому, возле которого рос карагач с отпиленной верхушкой. Дорогу я вызубрил по блюмкинским наставлениям, а вот с карагачем он мне удружил. Тут у половины верхушек не было, обычай, наверное, резать их, а росли карагачи у каждого, считай, десятого дома.
