Он посмотрел в бинокль и со словами: "А быстро они пограничников нашли…" привлек к себе внимание машиниста, после чего запрещающе помотал головой и нахмурился. Машинист залепетал что-то, но тормоз крутить не стал. Без слов понявшая в чем дело, Маруся вытянула саблю и потыкала ей воздух возле кочегара. Тот зажмурился и быстрее заработал лопатой.
— Лезь, я тебе машинку подам, — сказал Степан Теоретчику, который, замолчав, высунулся из кабины и высматривал путь на крышу. Я же в Борькин бинокль высматривал, кто же нам преграждает путь.
Чудная там была компания! С десяток турецких солдат с ефрейтором, которые как-то неуверенно топтались, возя прикладами по щебню. Трое пастухов или крестьян в овчинных жилетах и фесках. Этим троим, показывая на сваленные рядом лопаты и заступы, что-то объяснял человек очень похожий на того, что утонул со Степановой пулей в животе. Я даже подумал: "Фонарщик выплыл?", но все-таки это был не он. Этот и ростом поменьше, и собой покруглее.
В чем-то он крестьян убедил, и те, разобрав лопаты, стали кидать щебень поверх уже наваленных на рельсы мешков.
— Шибче давай! С ходу пройдем! — рявкал на машиниста Борька, а Маруся делала кочегару страшные глаза и поигрывала саблей.
Когда до заставы осталось всего ничего и турки поняли, что паровоз не остановится, солдаты упали на одно колено и по команде ефрейтора прицелились. Но не успели они дать залп, как с крыши застучали короткие очереди, а следом такая длинная, что должно быть Теоретчик весь диск высадил.
Посмотреть было любопытно, и я, встав ногой на проем двери, подтянулся и глянул, что там на крыше. Ух! Это было красиво! Теоретчик стоял во весь рост, шинель развивалась, а он, чуть пригнувшись вперед, снова бил длинной очередью в сторону турок. Мне чиркнула по голове отлетевшая гильза, и я убрался. А, посмотрев вперед, обнаружил, что убрались и турки. Так толком и не постреляв, солдаты разбежались и залегли поодаль от насыпи. Крестьян и вовсе видно не было. Только толстячок стоял одной ногой на рельсе и, положив руку с пистолетом на сгиб второй руки, стрелял из артиллерийского Люгера.
Он так и не отошел, когда паровоз въехал в баррикаду, разметал ее, едва не сойдя с рельсов, и продолжил путь. Оглядываться на труп толстячка никто не стал. Чего интересного-то?
Через пару часов машинист замахал руками и стал повторять, делая руками отгоняющие жесты: "Измит! Измит!"
— Чего он?
— Хочет, Маруся, чтобы мы сваливали, потому, как к Измиту подъезжаем. Так я думаю, — перевел Степан, и все согласились. Я жестами приказал машинисту крутить тормоз, а, когда поезд остановился, Маруся и Лев споро связали машиниста с кочегаром спиной к спине.
