И, боже упаси, какие!)
Фатима говорит умильно муженьку:
"Мой друг, мне хочется ужасно каймаку.
Теряю память я, рассу[док],
Во мне так и горит желудок;
Я не спала всю ночь — и посмотри, душа,
Сегодня, верно, [я] совсем нехорошо.
Всего мне [должно опасаться]:
Не смею даже почесаться,
Чтоб крошку не родить с сметаной на носу
Такой я муки не снесу.
Любезный, миленькой, красавец, мой дружочек,
Достань мне каймаку хоть крохотный кусочек".
Мехмет [разнежился], собрался, завязал
В кушак тарелку жестяную,
Детей благословил, жену поцеловал
И мигом [?] в ближнюю долину побежал,
Чтобы порадовать больную.
Не шел он, а летел — зато в обратный путь
Пустился по горам, едва, едва шагая;
И скоро стал искать, совсем изнемогая,
Местечка, где бы отдохнуть.
По счастью, на конце долины
Увидел он ручей,
Добрел до берегов и лег в тени ветвей.
Журчанье вод, дерев вершины,
Душистая трава, прохладный бережок,
И тень, и легкой [?] ветерок
Всё нежило, всё говорило:
"Люби иль почивай!" — Люби! таких затей
Мехмету в ум не приходило,
Хоть [он] и мог [?]. — Но спать! вот это мило
Благоразумн[ей] и верней.
За то Мехмет, как царь, уснул в долине;
Положим, что царям [приятно спать] дано
Под балдахином [на перине],
Хоть это, впрочем, мудрено.
