Вот такая битва и происходила сейчас внутри дядюшки Лема. Только у нас, у Хогбенов, эти бледные зверушки особенные. Посильнее и побыстрее ваших.
Они так ударили по врагу, что дядюшка Лем тут же из светло-зеленого стал пурпурно-красным, а потом еще и пошел большими желтовато-синюшными пятнами, там и сям. Видок у него, скажу я вам, был как у сверхтяжелобольного. Но вы же понимаете, что самому ему это не причиняло ни малейшего вреда. Для внутренней защиты Хогбена любой недуг — плюнуть и растереть. Но окружающих эта картина пробирала — брр — до костей.
Тощий доктор присел рядом с дядей Лемом и пощупал пульс.
— Это явно ваших рук дело, — сказал он, глядя на Эда Пу, — не знаю, как вам такое удалось, но на этот раз дело слишком серьезно, чтобы вы отвертелись. Похоже, что у бедняги бубонная чума. Теперь я сам позабочусь, чтобы на вас и на этого юного орангутанга нашли управу.
Эд Пу деланно усмехнулся. Но я-то видел, что он зол и напугался.
— Не беспокойтесь за меня, доктор Браун, — говорит, не показывая однако виду. — Когда я стану губернатором — а все, что я задумываю, сбывается, — я лично позабочусь, чтобы ваш госпиталь, коим вы так гордитесь, был снят с бюджета штата. Вот так! У вас там валяются разные бездельники, которые только и знают, что жрать за казенный счет. Хватит! Пусть выметаются ко всем чертям! Вон мы, Пу, — никогда не болеем. Когда я стану губернатором, уж я-то найду лучшее применение деньгам налогоплательщиков, которые сейчас переводятся на разных оглоедов. У меня никто не будет пролеживать кровати зря, попомните мое слово!
А тощий доктор и ухом не повел.
— Где эта скорая? — спрашивает.
— Если вы имеете в виду большую такую длинную и шумную машину, — отвечаю, — так она в трех милях отсюда, но жмет на всех парах. Только дядюшка Лем вовсе не нуждается ни в какой помощи. У него просто припадок. Это у нас семейное. Ничего страшного, уверяю вас, сэр.
— Святые Небеса! — говорит на это Док. — Вы хотите сказать, молодой человек, что у него уже было нечто подобное и он после этого выжил? — Он посмотрел на меня и вдруг заговорщически улыбнулся. — Ясно, — говорит, — значит, боимся больницы, точно? Не надо беспокоиться. Мы не причиним ему вреда.
Такого поворота событий я не ожидал. Он что-то почуял. Я как-то упустил это из виду. Больница — неподходящее место для Хогбенов. Народ там — несносно шумный. Я громко стал звать дядю Лема у себя в голове.
«Дядюшка Лем, — надрывался я мысленно, — дядюшка Лем, давай, просыпайся! Дед же тебя прибьет к амбарным воротам, если ты позволишь увезти себя в больницу. Они же там вмиг обнаружат, что у тебя два сердца и кости соединены не так, и форму твоей глотки. Дядюшка Лем, проснись!!!»
