Стулья оркестра — на маленьком сколоченном возвышении около квадратного столба, посреди огромной столовой, где в два ряда идут такие же столбы. И тесовые грубые ничем не покрытые столы — в четыре долгих ряда. И за каждым столом — по десятку заключенных, лицами к нам и спинами к нам (меж лопаток у каждого — тоже лоскут с номером).
В проходах — тесно. Проталкиваясь среди приходящих и уходящих, одни заключенные несут деревянные подносы с полными мисками. А иные собирают пустые миски, накладывая их друг в друга горкой до двадцати. И из мисок, в каких остается, — выпивают, вылизывают остатки.
Едящие. Грязная публика. Их плечи пригорблены. Лица — нетерпеливо голодны.
Те — жадно заглядывают в миску к соседу.
А тот пробует ложкой — пуста попалась ему баланда!
Молодой парень снял шапку и крестится перед едой.
та же счастливая подпрыгивающая мелодия. Только танцевать!
И один сборщик пустых мисок подтанцовывает. Собирая миски, он неприлично подбрасывает зад то правым, то левым боком, горку мисок обнимая как партнершу. Лицо у него круглое, придурковатое. И все приемы юродивого. И одет он по-дурацки: сверх черной спецовки какая-то зеленая рваная жилетка, к которой приколот кумачовый бантик, как на первое мая. На спине жилетки и на груди мелом выведен тот же номер, что на фуражке: Ф-111.
Обедающие смеются над ним:
— Кишкин не унывает!
КРУПНО.
Парень наклонился над миской, весь ушел в жеванье голого рыбьего скелетика, свисающего у него изо рта. Тут на столе, между мисками, много наплевано таких костей. Вдруг чья-то рука со стороны трогает его ломтик хлеба, лежащий рядом. Парень вздрагивает и двумя руками ухватывается за свой хлеб. Но, подняв глаза, улыбается:
это Кишкин хватал, теперь отпускает, его круглое лицо в улыбке:
— Все вы такие. Пока вашей пайки не тронь, вы ни о чем не спохватитесь.
И уже пританцовывает с пустыми мисками дальше. Вдруг поставил горку на край другого стола и наклонился к сидящим:
— Ребята!..
Его голова над столом и несколько обедающих. К нам лицом: Мантров, стриженный наголо, с номером над сердцем, как у всех, и Р-27, юноша с очень впалыми щеками, с быстрыми сообразительными глазами, необщим выражением лица.
— Ребята! Если батька — дурак, а матушка — проститутка, так дети будут сытые или голодные?
— Голодные!
кричат ему, предвидя забаву. Мантров лишь рассеянно взглядывает, продолжая аккуратно есть. Р-27 остановил ложку, с интересом слушает, как и соседи. Кишкин разводит руками:
