Когда прибывает очередная партия, строгий плац превращается в громадный вокзал: многолюдье, толчея, разноголосица… но при этом — в вокзал с четким порядком. При всем гаме и толчее народ движется группами и в определенную сторону. Все это напоминает некий механизм с огромным количеством шестеренок, существующих независимо друг от друга, но выполняющих строго определенные роли.
Так вот, Виктор Львович, пересыльный пункт — это место, где формируются команды для частей. Оттуда приезжают офицеры, выстраивают команду и начинают задавать вопросы: откуда, как, что… В основном представители частей интересуются парнями, имеющими твердую специальность. Могу вас порадовать: выпускники ПТУ в армии в чести.
С Мишкой и Колей мы разговорились, когда формировалось пополнение в инженерный полк. Знаете, комиссар, это было удивительным везением, что на том шумном, разноязычном базаре мне встретились именно Коля Степанов и Мишка Лозовский…
Коля — редкий умница, прирожденный технарь. Но технарь особый: с медицинским уклоном. Эксплуатация здоровых машин его не интересует, а вот покопаться в изуродованном механизме, собрать его буквально по частям и довести до кондиции — праздник сердца. Он рассказывал, что лет до четырнадцати на улицах не видел людей, только машины. За этот перекос в сознании его и отчислили со второго курса Московского автодорожного института: Коля считал все общеобразовательные лекции лишними и посещал только специальные.
Чтобы закончить Колин портрет, скажу, что он высок, тонок в кости, глаза имеет зеленовато-серые, а брови темные, и летят они от переносицы к вискам прямыми линиями. В общем, комиссар, представьте себе лицо энергичного, волевого человека с твердым ртом и резко очерченными скулами — это и будет Коля Степанов. Да, характерная деталь: Колино лицо всегда освещено изнутри работой мысли. Без этой детали портрет будет неполным. И еще: он болезненно честен. Для Коли что-то пообещать и не сделать или не сдержать слово — немыслимо.
Мишка Лозовский внешне напоминает оскудевшего испанского гранда, у которого от былого великолепия остались только смоляные кудри, взрывной характер, всегда равно готовый к веселью и штыковой атаке, да глубокий бархатный баритон, которым Мишка навсегда покорил сердце нашего старшины прапорщика Петренко. Коля утверждает, что старшина, слушая Мишку, прослезился. Я этому не верю. По-моему, наш старшина может заплакать только по приказу полковника.
