натым зовут. За речкой давеча пугал он их, когда рыбой промышляли.
Он подозвал разбитного мальчугана лет двенадцати с озорным лицом, разукрашенным, как боевой краской, веснушками.
— Панкратий, а ну, подь сюда! Проводишь людей к Афоне вашему. Берешься?
— А не испужаются? — осведомился парнишка.
— Вишь, ружье у них. И охотник, видать, завзятый, хоть не наших кровей.
— Я могу, — согласился Панкратий. — Только лодку пригоню, чтобы на тот берег сигануть.
Пока мальчик бегал за лодкой, Сафронов сказал Чингизу:
— Не исключено, что то медведь. Жакан у тебя найдется? Да и не только на медведя, — многозначительно закончил он.
Танела слышала это напутствие. Киргиз-охотник ответил:
— Зачем жакан? Сетка есть. Барса брал.
Танела все же на всякий случай подменила сумку охотника с патронами на свою, с виду почти такую же.
На другом берегу мальчишка выскочил первым, прошлепал босыми ногами по воде и стал по-пластунски подкрадываться к ближним зарослям.
Он скрылся в них. Все, затаив дыхание, продолжали сидеть в лодке.
Через некоторое время парнишка появился и пополз к берегу. Он выразительно приложил палец к губам, потом ладонь к щеке, наклонив голову, молча показывая, что нашел своего Афоню и тот спит.
— Спячка пошел, — заметил Чингиз, выбираясь на берег и вытаскивая свою сеть.
Танела выскочила за ним следом, а он протянул ей что-то.
— Патроны не все взяла, — сказал он. — У меня остался. — И он протянул ей два патрона.
Правда, в одном из них она узнала собственную губную помаду, которая была в ее походной сумке, подмененной на охотничью Чингиза.
Танела покраснела. Переглянулась с улыбающимся киргизом, обняла и поцеловала его.
Сафронов деятельно распоряжался охотой. За сетку взялись вчетвером: Сафронов с Болотовым и охотник с пограничником. Казалось, повторяется их «памирский эпизод». Билл снимал видеокамерой из лодки. Том запечатлевал происходящее, вынув блокнот. Все это будет рассказано в самой многотиражной газете, чуждой политики.
Болотов шепнул идущей рядом Танеле:
— Тогда мы его только мельком видели, издали. Но друг мой, художник, Вин Виныч, портрет примата написал. Для музея, заставив меня позировать. Или в самом деле похож? Вам-то как никому другому виднее. Но сутулиться я перестал.
— Нет, не похож, — мотнула головой Танела. Болотов был явно доволен ее словами.
— То за примата, то за попа принимают, — пожаловался он. — А я слово дал, что бороду не сбрею, пока «его» не отловим.
И отлов примата начался.
