— Если бы молодость знала, если бы старость могла! — ни с того, ни с сего произнес Николай Николаевич; впрочем, эта реплика наверняка имела какое-то отношение к Флоре. — В своей повести мне хотелось бы поднять проблему права каждого человека на талант.
— А кто это право оспаривает?
— Сама жизнь. Мало просто объявить всех равными перед законом. Дело в том, что у нас возможности неодинаковы. Один в силах стать творцом космических кораблей, другой — рекордсменом по прыжкам в высоту, а третий — ни тем ни другим. Так вот, мы должны стремиться к тому, чтобы «третий» не был лишним, не был обделенным. Недаром в популярной песне поется: «Я не третий, я не лишний, это только показалось…» Крик души! Кто из нас думал хоть однажды, что он тот самый лишний, без которого можно было бы и обойтись? Хотя, с другой стороны, мы, как часть природы, не вправе вопрошать: зачем мы? Природа так задумала, не спросясь у нас. И каждый обязан терпеливо нести свой крест…
В те минуты я очень терпеливо нес свой крест: выслушивал витийствования классика областной литературы, считал в уме до ста, потом до двухсот — только бы не затеять спор и не наговорить чего-нибудь лишнего. Кроме того, я не мог понять поведения Марины. Отчего она стоит, заложив руки за спину, у окна? Кто инициатор этого разговора — она или классик областной литературы?
— В тот вечер, — спокойно продолжал Николай Николаевич, — в тот вечер, когда я провожал Марину к корреспондентскому пункту…
— Так это вы были в белом плаще?
— Не помню. У меня три плаща. Разного цвета. История с розысками волшебника, дарящего людям голос, как вы отлично понимаете, бред, ересь, химеры, пригрезившиеся в тяжелом предутреннем сне. Поиграли мы с вами в фантастику — ну и хватит. Никто не ждал, что вы с такой истовостью возьметесь за дело. В том числе и я — хотя бы в тот день, когда беседовал с вами в кафе. Если бы знал, что дело примет такой оборот, поостерегался бы откровенничать… Вся эта история неприятна Марине. И я испытываю чувство вины перед нею.
Тут Марина наконец отошла от окна.
— Думаю, будет лучше, если мы побеседуем с глазу на глаз, — сказала она.
— Со мною? — Николай Николаевич выглядел ошарашенным: такой поворот дела был для него явной неожиданностью.
— Нет. С ним.
Я отметил про себя это «с ним». Оно не предвещало ничего приятного. Но счел, что уклоняться от разговора тоже было бы неверным.
— Подождать внизу?
Мне очень хотелось сказать: «Как в тот раз. Вам не привыкать». Но сдержал себя. Марина успокоила Николая Николаевича, объяснив, что разговор будет коротким.
