— Вот и чудесно, — захихикал Листригон, спрыгивая на землю. — Теперь я навсегда с тобой.
От такой преданности Орфею захотелось взвыть. Он лягнул ногой гнусного циклопа в его шарообразное тельце, но тот легко, как воздушный шарик, взвился в воздух, плавно опустился на загривок Орфея и обхватил его цепкими ручками.
— Не так легко от меня избавиться, — сказал он ласково и грустно.
Последние два месяца Завьялов работал в необычной для него должности стекольных дел мастера. Маленькая мастерская напротив центрального рынка была его четвертым за год пристанищем. Алмазный резак вместо музыкального инструмента доставлял мало удовольствия, зато очень устраивал Листригона. День проходил в нетерпеливом поглядывании на часы. И хотя Листригон изводил его на каждом шагу, отказаться от рюмки он уже не мог. Проклятый циклоп стал его постоянным компаньоном. С лакейской поспешностью он откупоривал бутылку и разделял с Орфеем трапезу.
После одной из таких пирушек Завьялов еле дотащил его домой на своей спине, и уже оба собрались спать, когда Орфею захотелось убедиться в незыблемости своего авторитета. Он поймал за ухо годовалую Иринку и спросил, запинаясь:
— Т-ты меня любишь?
Девочка заплакала. Тогда он схватил Юрика.
— Вот кто любит меня!
— Отстань, от тебя водкой несет, — хмуро сказал Юрик. — Сережка и Денис со своими папками по воскресеньям в парк ходят, на качелях катаются, а ты загоняешь меня и Ирку под стол. Мы не хотим тебя любить.
— Вот оно что… Нет, ты слышь, что мне тут сказали?
Циклоп одобряюще хлопнул его по руке.
Завьялов обвел мутным взглядом комнату и заметил отсутствие настольных часов. Это привело его в недоумение, а потом взбесило.
— Вещи мои прячут, да еще не любят! — взревел он, забыв, что на днях сам загнал часы за бесценок бабке на рынке, как до этого продал зонтик Марины и детское пальтишко.
Он схватил Иринку и Юрика в охапку и вышвырнул за порог. Под восторженное повизгивание Листригона медленно пошел с кулаками на Марину.
Разогнав домочадцев, мертвецки свалился в кресло.
Очнулся он от песни, знакомой до слез — мать часто напевала ее на кухне, чистя картошку. Вздрогнул, но глаз не открыл — так нежно, так близко звучал материнский голос, и он побоялся спугнуть его. Представилось, будто лежит он пятилетним малышом в кроватке, треплет хвост плюшевой лисички и прислушивается к наивной песенке:
На стропах длинного дождя,
Как на качелях,
Перемахнуть хотела я
В твое ущелье.
