— Ах, да не туда суете руку, — не вытерпела она его возни с рукавом пальто, подскочила и помогла одеться.
— Бла-го-да-рю, — почти угрожающе сказал Ватников, метнув в сторону родственницы-свахи гневный взгляд.
Анна Матвеевна увидела траурное лицо Черноморец и расхохоталась.
— Как попасть в Сердоликовою бухту?
— А когда цветет тамариск?
— Правда, что в древнем Херсонесе похоронена Поликаста, дочь Гиппократа?
— Говорят, севастопольские артисты готовят представление на раскопках античного театра. И ли это слухи?
— Ай-петринские мустанги — поэтический вымысел или правда?
— Не край, а легенда Где купить защитные очки?
— Сколько дней сражался аджимушкайский гарнизон?
— Интересно, как оказалась в Старом Крыму авантюристка де ля Мотт, что украла ожерелье Марии Антуанетты?
— В пещерном городе Чуфут-Кале жарят караимские пирожки?
— В каких магазинах продают кораллы?
— В вашем дельфинарии нет зеленого дельфина?
Все. Довольно. Устала. Не экскурсия, а вечер вопросов и ответов. Весь обратный путь исполняла роль справочного бюро. Да и как будешь молчать, когда в каждом камне — история, на каждом повороте — легенда. Уже язык отваливался, когда вспомнила о парном погребении в пещере Мурза-Коба, что в долине Черной речки. Десять тысяч лет пролежала здесь «в обнимку» пара кроманьонцев. Когда Герасимов восстановил по черепам их облик, все ахнули — они были прекрасны, эти влюбленные древнекаменного века…
— Счастливчики, — вздохнула девчонка в голубом ватнике. — Столько лет вместе!
Все рассмеялись. А чего, спрашивается?
Тишина давила на перепонки сильней, чем шквал голосов. Вновь пришло уныние. Она неприкаянно слонялась по дому, и уже ничто не веселило глаз ни блеск дерева, ни яркость тканей. Разве что длинные вечера у телевизора несколько отвлекали от грустных дум.
Опять безжалостно надвинулось прошлое, и трудно было защититься от него. Оно упрямо заполняло собою каждую свободную от домашних забот минуту, промежутки между приготовлением еды и часами у телевизора, стояло у кровати в изголовье, только и выжидая удобного мига, чтобы своими тенями взять в плен. Минуты, когда она бессильно подчинялась ему, казались ярче, значительней настоящего. Она опять была заботливой женой и матерью, опять крутилась в колесе семейных хлопот, успевая краем глаза поглядывать на Сашенькины полотна.
Когда, а какой час стала ненужной? Память металась в поисках того черного дня и не находила его. Ведь не грызла она, не пилила, не донимала Сашеньку за промахи. Правда, и не угождала. Знать бы, как долго пришлось ему маскировать свою неприязнь к ней? Ведь не мог он так сразу, ни с того ни с сего решиться на разрыв. Видимо, его неудовольствия накапливались день за днем. «Опять ноют чужие зубы?»… Конечно, и это было одной из причин ухода.
