«Я желаю каждому из вас найти в России свою Liepu Lapu Laipa», — говорил он когда-то своим бойцам, объезжая молчаливые шеренги, построившиеся вдоль вагонов эшелона, в рваный и ветреный полдень.
Мы спросили у старого Аркаши — можно ли расшевелить мадемуазель так, что она забудет обо всем на свете? Этот Аркаша, казалось, жил еще при Екатерине.
Хе, хе, — говорит Аркаша, — хе, хе. Можна рашшывилить мамзелю так, что она забудет про все — и где мама, и где папа, и где стыд, и где юбочка. Можна рашшывилить мамзелю до того, что она гаркнет вам тридцать три матюгана и изогнется как чертова подруга.
Глаза его слезятся. Нос и уши покрыты волосами. Мы знаем, что Аркаша не станет нас обманывать.
Сэр Эдвард Тэйлор, королевский этнограф, профессор антропологии Оксфорда, в известном своем труде Primitive Culture приводит название Новой Зеландии на языке народа маори — самого многочисленного коренного народа острова.
Те-Ика-а-Мауи, или Рыба Мауи, и есть Новая Зеландия. Славный Мауи, культурный герой маори, выловил ее в океане, прикрепив к удочке окровавленную челюсть своего старшего сына. По другой версии, чудесную челюсть дала Мауи его мать, Мури-Ранга-Венуя, и кровь для приманки была самого Мауи.
Мы знаем уже не от Тэйлора, что вадеевские и авамские самоеды, натягивающие тетивы луков ночами в шестидесятиградусный мороз, уверены, будто под их ногами — спина большой оленухи, идущей за солнцем с запада на восток. Она идет за ним, чтобы испросить счастья для самоедов, которые и появились все когда-то из ее линялой шерсти.
Я и сестра нашли эту деревню. Церковь на середине спуска большого холма, поворот реки, течение ее под естественную горку, оттого такое быстрое. Наше заветное место, — решили мы. Не один раз мы были здесь. Ночевали у самой воды в шалаше, рано утром мылись в реке, пускали друг другу по течению коробку из-под мыла. По мелкому дну ползали на четвереньках — на двух ногах было трудно устоять, ели хлеб и картофелины, пили много воды. С южной стены у церкви обрушилась кладка — в каждый приезд мы забирали оттуда по камешку.
Вот вам и Мартын. Был Мартын и нету. В двадцать два года его назначили комиссаром юстиции Казанской губернии. Когда в Казань пришли белые, он болел. Выходи, Мартышка, — сказали они и вывели его во двор.
Это милую игольницу, которой бог наделяет каждую девочку от рождения, так и хочется повесить на стену. Пусть висит. А иголки втыкать мы в нее не будем. Барышня, барышня! одолжите вашу игольницу, мы украсим ею наш кабинет.
