— Ты чего это пищишь? Младенцем притворяешься, что ли? Ты дурака не валяй, а говори! А ты, Александр, записывай, все записывай! Ну, как твоя фамилия?
— Вы же знаете, — пробормотал он мрачно.
— А я тебя, гадина ты этакая, не спрашиваю, знаю я или не знаю! Суд так суд, раз я спрашиваю, должен отвечать! Как фамилия?
— Гаплик Петр.
— Ишь ты, Петр! У меня отца Петром звали… Нашли тоже кому человеческое имя дать…
— Да подожди ты, тетка Горпина, надо ведь записать…
— И пиши, пиши, все записывай по порядку… Что там дальше?.. Ага! Сколько тебе лет?
— Сорок восемь!
— Ага… Что там еще? Да. Староста, а?
— Староста, — подтвердил он мрачно.
— Староста. Ишь ведь, чего ему захотелось… А раньше чем ты был?
Он молчал, глядя в землю.
— Что ж молчишь, стыдно сказать, что ли? Небось, еще чем похуже старосты?
Он не отвечал, упрямо глядя на носки своих сапог.
— Эй, ты! А то, как дам тебе по уху, сразу заговоришь! Ну, отвечай!
— Подождите, Горпина, я спрошу, — вмешался Александр. Она уже открыла рот, чтобы возразить, но раздумала и махнула рукой.
— Ну, спрашивай, посмотрим, что у тебя выйдет.
Конюх внимательно рассматривал старосту. Потом тихим, спокойным голосом спросил:
— В нашей тюрьме сидел?
Староста не отрывал глаз от собственных сапог.
— Долго сидел?
— Долго…
— Ну, а сколько примерно?
Молчание.
— За что сидел?
Опять молчание.
— Ты из каких, из крестьян, из рабочих или из господ?
Терпилиха уже хотела вмешаться, но староста неожиданно ответил:
— Из крестьян…
— Ага, кулак?
— Кулак, значит! — с торжеством объявила Терпилиха. — Ишь, захотелось опять мужицкой крови попить!
— Погоди ты, Горпина…
— Чего мне годить? Суд здесь или не суд? Имею такое же право, как и ты! А то и больше! Кто все время говорил: не удастся! Риск! А вот и удалось.
— Верно, верно… Только подожди, я еще хотел спросить…
— Да мне не жалко, спрашивай.
— Так, значит, кулак… Ну, а из тюрьмы когда сбежал?
— Как только война началась.
— Так. Домой пробирался, а?
— Да.
— Где ж это?
— Под Ростовом…
— Так, под Ростовом… А немцев где встретил?
— Там, под Ростовом.
— Там тебя и завербовали?
— Там.
— Погоди-ка, Александр, надо еще спросить, за что он в тюрьме сидел.
На лице обвиняемого появилось выражение непреодолимого упорства.
— Не скажешь, за что сидел?
Молчание.
— Ты ведь еще до раскулачивания сидел?
— Да.
— Вот как… У Петлюры был? — неожиданно огорошил его Александр.
— Был…
Терпилиха всплеснула руками.
— Вы подумайте!..
— Все ясно, — начал Александр. — Кулак, бандит, петлюровец. С самого начала был против советской власти, а?
