Дальше все происходило, как во сне: поездка вереницы украшенных автомобилей во главе с лимузином во Дворец Бракосочетаний, марш Мендельсона и торжественный голос официальной представительницы государства российского, заученно вопрошающей брачующихся:
— Согласны ли вы, Тамара Семеновна, взять в мужья Андрианова Кирилла Александровича, делить с ним радости и печали, жить в здравии и болезни, в богатстве и бедности, хранить ему верность до последнего вздоха?
— Да! — в гулкой тишине огромного зала с нескрываемой радостью ответила Тамара.
— Согласны ли вы, Кирилл Александрович, взять в жены Зельдову Тамару Семеновну, делить с нею радости и печали, жить в здравии и болезни, в богатстве и бедности, хранить ей верность до последнего вздоха?
— Да, — не раздумывая, ответил Кирилл.
Под ложечкой что-то противненько засосало. А в голове назойливо бились о стенки черепной коробки звуки пляжа…
Свадьба — событие, бесспорно, торжественное. Но утомительное. Утомительное для всех без исключения участников, не говоря уже о самих новобрачных. Попробуй-ка целый день быть в центре внимания, попробуй безостановочно улыбаться всем и каждому вплоть до мышечных спазмов, когда губы становятся словно деревянными и категорически отказываются повиноваться. А если к этому еще прибавить незнамо откуда вдруг возникшее ощущение неуверенности в правильности происходящего, в правильности решения, в правильности выбора. И этот назойливый звук пляжа, категорически не желающий покидать голову…
Тяжело было сидеть во главе огромного стола, когда по одну руку от тебя сидит новоиспеченная законная жена, еще вчера, да что там вчера — еще сегодня утром такая желанная и даже, кажется, любимая. А по другую руку — та, кого увидел впервые в жизни, но ждал, искал, кажется, всю жизнь. Нет, не ждал, не ждал! Если бы ждал — ни за что не принял бы столь поспешного решения о женитьбе! Не ждал, в том-то и дело, что уже не ждал, ведь знал наверняка, что ждать нечего, что она, та, чьего имени не успел узнать, в прошлом, в страшном, безвозвратном прошлом!
И имя. Ее имя, которое узнал только после обряда выкупа невесты. Свежее, как порыв июльского бриза, легкое, как летящее перышко, воздушное, как поток утреннего света, светлое, как… Света, Света, Света…
И снова и снова сознание Кирилла словно бы отстранялось от действительности. Шум застолья, аппетитные запахи праздничных блюд каким-то невообразимым образом смешивались, а после и вовсе растворялись, исчезали, побежденные другими звуками и запахами. И все звонче в его голове звучали удары волейбольного мяча, все громче где-то совсем рядом плескалась вода. Так отвратительно пахло помидорами и сливочным маслом. И — звонкие детские голоса, нестройным хором скандирующие детскую считалочку: "Бабка сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок. Обвалился потолок, прыг-скок, прыг скок". И радостный девчоночий визг…
