Арифметика подлости | страница 34



Гена вздохнул:

— Да есть вроде. Вполне себе ничего, симпатичная. И не шалава, как остальные. Глазки скромные, наивные. Ресничками только луп, луп. Такая доверчивая, что хочется ее защитить.

— Так защити!

— От кого? Защищать-то не от кого!

— Тогда женись.

— Зачем?

— Какой ты, ей Богу, бестолковый! Неужели не догадался? Если женщине ничего не угрожает, а тебе очень хочется ее защитить — значит, это она. Вот и женись, защити ее от жизни.

— Интересно глаголешь. 'Защити от жизни' — это как, убить ее, что ли?

— Дурак ты, Кеба! Не убить, а защитить от жизненных проблем, то есть взять их на себя, как на мужика, как на главу семьи. Ну не просто же так ты сейчас о ней заговорил? Стало быть, запала в душу-то девочка? Значит, недостаточно тебе ее иметь периодически на большой перемене? Большего хочется, правда? Чтобы дома мелькала перед глазами в рваном халате, чтобы кашу детям варила, да иногда гостей принимала. Хочется, правда?

— Мда, — крякнул Кеба. — Умеешь ты двумя словами мечту убить. После таких слов уже ничего не хочется. Чтобы и в рваном халате, и кашу ребенку… Что, неужели все так плохо?

— Ой, дурак! Что ж ты такой тупой? Думаешь, если жена не в нарядном костюме, а в халате, пусть и немножко рваном — она уже не женщина, она уже не желанна? Да я, если хочешь знать, Лидку на тысячу обнаженных красоток не променяю. И пусть она круглосуточно ходит в халате, и пусть целыми днями кашу варит. Кроме разнузданного секса существует еще понятие 'мое'. Вот когда 'мое', и 'никому не отдам'. Свое, родное, теплое, уютное. И хрен с ним, с халатом! Главное уже даже не под ним, главное уже у тебя, вот тут…

Леха красноречиво постучал себя пальцами по груди:

— Тут, понимаешь? Любовь — это когда ты начинаешь чувствовать и думать сердцем, а не средней ногой. Когда понимаешь, что вот с этим человеком тебе гораздо удобнее и уютнее, чем без него. Чем с кем-то другим или вообще одному. Понимаешь? И тогда все окружающее бабьё престает быть бабьем, они для тебя — бесполые существа. Ты не перестаешь их замечать, но перестаешь реагировать на них, потому что у тебя дома есть 'свое, родное'. Понимаешь, дурья башка?

Генка недоверчиво переспросил:

— Так-таки и перестаешь реагировать? Ну а если особо хорошенькая? Ты только представь — вот приведу я к тебе на день рождения такую куколку, обвяжу ее бантиком, скажу — 'На, Бубнов, принимай подарок'. И что, ты откажешься? Не поведешься на молоденькую да хорошенькую?