— Я кому сказала: подними! Что, уже плохо понимаешь русский язык? — закричала Маша. — Разболтался, да?
У сына на глазах от обиды навернулись слезы. Поднял маску с пола, положил ее на стол, потом стремглав выбежал прочь.
— Маша, ты не совсем пра… — И поперхнулся куском пищи. — Ыыыыы! — Наклонился в судорожных попытках освободить горло.
Мария поначалу не поняла, что произошло. Она стояла над корчащимся мужем и смотрела на его жалкие конвульсии. Потом резко ударила кулаком по спине… Муж охнул и благополучно задышал, багровый и перепуганный.
— Господи! Так можно и… и умереть… дуба дать…
— Кому суждено утонуть…
— Маша. — Муж пил воду. — В конце концов, я не понимаю, что случилось? Ты сильно изменилась.
— Я устаю. У меня каждый день по четыре пары. Это не школа, а стационар дурдома…
— Я помогаю тебе, как могу… — Жалко улыбался.
— Прости, я и вправду очень устаю. — Взяла со стола маску. Уходила. — Устаю… смертельно…
Муж смотрел ей в спину, нерешительно спросил:
— Я тебе говорил… у нас сегодня вечер… Танцы… Шампанское рекой… Может быть, ты?…
— Нет, ликуйте без меня, господа. — Задержалась в дверях. — А если я пойду во-о-от так… на уроки… — Оглянулась. На ее лице была маска. Подмигнула мужу. — Здравствуйте, дети! Это я — Маша ваша! Меня еще узнаете?…
Город-дома-улицы-деревья ежились от мелкого, сетчатого дождя. В лужах отражалось свинцовое низкое небо. Прохожие прятались под зонтики.
Из подъезда вышел Павел. Взглянул мельком на облачное небо. Хотел открыть зонт. У авто суетился сосед-автолюбитель.
— Павлуша! Дружище! Давай в хатку… давай-давай; беречь себя надо…
Павел помедлил, но принял приглашение — втиснулся на переднее сиденье. Мотор уютно рокотал. Сосед, усаживаясь за руль, пыхтел:
— Ремешок накинь-ка… Уфф! Вот и осень, браток, смазливая. Лето красное прокатилось…
— Да, — неопределенно отвечал Павел.
— Ну, поехали, с Богом! — Заскрипели «дворники», сдвинулся в сторону мир двора. — Тебе куда, Паша? На работу или по милым дамочкам? — жизнерадостно осклабился сосед.
— На работу, — буркнул Павел.
— И то правда, какая нынче любовь. Один убыток. И жизнь сама — один убыток. Спрашивается, за что боролись?… На то и напоролись! Всем нам демократический кол в зад!.. Вам-то как платят?
— Долларами, — пошутил Павел.
— Ну да? — искренне удивился сосед. — Так вы живете, хлеб жуете?
— Живем, — пожал плечами. — Из дому носим лекарство… Раньше выносили…
— Ааа, — понял сосед. — Костлявая рука капитализма…
