Чары грозных талисманов, ставших на пути,
В третьих, — коль, разрушив чары, сможешь ты пройти,
То найди ворота. Мужем станет мне лишь тот,
Кто ко мне не через крышу, через дверь войдет.
И четвертое: направься в город. Буду там
Ждать тебя я и загадки трудные задам.
Только тот, кто все условья выполнит вполне,
Только тот отважный витязь мужем будет мне,
Тот, кто все мои условья превозможет, — он
Сокровенным камнем счастья будет одарен.
Но погибнет тот, кто, взявшись, дела ее свершит.
Пусть он был велик, — унижен будет и убит.
И, в таком порядке надпись заключив, она
Слуг покликала. И, свиток им вручив, она
Отдала приказ: «Идите к городским вратам,
Этот свиток пригвоздите к городским вратам.
Пусть любой — и кто б он ни был, — лик увидев мой,
Пожелает, чтобы стала я его женой.
Пусть прочтет мои условья и сюда придет,
Овладеет мной и замком или же умрет».
К городским воротам лунный образ прикреплен,
Кто его хоть раз увидел — навсегда влюблен.
И молва о нем все страны мира обошла,
Вновь князей и падишахов с места подняла.
Бросив трон, презрев величье, из любой страны
Скачут, притчей необычной воспламенены.
Этих нрав сгубил горячий, молодость — других.
Всякий жизнь бросал на ветер. И не стало их.
Всякий, встав на путь опасный, был уж обречен.
Радуя врагов, несчастный — шел на гибель он.
Как бы кто ни домогался, как бы ни хитрил, —
Ни единый талисманов тайну не открыл.
А иной, познавший мощь их, муж — умом глубок —
Разбивал два-три, но прочих превозмочь не мог.
Свой позор, свое бесславье видя, шел под меч.
Там голов прекрасных, юных много пало с плеч.
Избавленья иль пощады было ждать нельзя:
учителю поведал, ничего не скрыл.
И старик его заветным знаньем подарил.
И всезнающего витязь возблагодарил.
Был слепой — вернулся зрячим он в родной предел,
Стал готовиться на подвиг, праздно не сидел.
Все обдумал, все припас он нужное в пути,
Чтоб опасным подземельем без вреда пройти.
Он волшебных талисманов силу разгадал,
Против каждого — особо — средство он достал.
В путь он выступил, одежды красные надев —
Крови знак и гневных жалоб на небесный гнев.
Ты сказал бы: в море крови плащ он обагрил,
И глаза его горели, как в ночи берилл.
Обуздал свои желанья, в помыслах велик,
И о горе и позоре мира вопль воздвиг.
Объявил: «Не для себя я путь пробить хочу,
Я за кровь ста тысяч храбрых отомстить хочу!
Или головы живущих сразу излечу
От безумья, иль своею жизнью заплачу!»
Вот за городской чертою, под пятою гор,
Пред железным замком девы он разбил шатер.
